Княжна
Шрифт:
Молодцы вышли на круг, отмахнувшись от дружинников, попытавшихся забрать ножи. Те беспомощно оглянулись на Ольха, он же махнул рукой – пусть так.
– Начнем, княжич? – Мал улыбался, скинул короткий полушубок, под ним оказалась кольчуга. Здоровый, чуть ниже Игоря, только с медведем и можно сравнить его. Княжич плащ снял давно, он висел на подлокотнике кресла рядом с Ольгой. На нем также была кольчуга. И статью он не уступал противнику.
– Давай! – встал в боевую стойку Игорь, отвечая улыбкой.
Со стороны их начали подбадривать гости. Молодцы крутились, в руках поблескивали ножи. Выпады в сторону
– Лучше б без ножей, быстрее бы дело сдвинулось, – сокрушался Ольх рядом, удивляя Ольгу – непривычная реакция у этих киевлян.
– Пусть тешатся. Молодую кровь разогнать – дело доброе, – поддакивала Дира.
– Эй! Молодцы, что вы как пьяные бычки, где ваша удаль?! Не хватает – выходь с круга – другие найдутся! – не выдержал Ольх, стукнув по столу кулаком.
«Ничего себе! Наставник и тятенька!» – дивовалась Ольга.
А в круг уже ворвались самые нетерпеливые… И понеслось…
– Во двор идите! Да ножи в сапог! – веселился Ольх, видя, что пространство между столами уже не вмещает желающих выпустить пар. Видать скоро и посуда с лавками в ход пойдет.
– Скоро время, – вдруг произнесла Дира.
– Успеется! – отмахнулся Ольх, встав из стола и направляясь за гостями, что вывалились на княжий двор продолжить борьбу, послушно спрятав ножи в сапоги..
Ольга и Дира поднялись из стола. И тут девушка увидела Евпраксию. Женщина сидела одиноко на скамье и, опустив голову на сложенные руки, молилась, закрыв глаза.
– Ступай к себе, Прекраса, эти зрелища не для тебя! – подошла к дочери Дира, стукнув посохом по столу, чтобы привлечь ее внимание. Евпраксия вздрогнула и подняла глаза на мать.
– Да, ты права. Дикие обычаи и привычки! Елена, идем! Нам не место здесь! – Ольга ощутила, как тонкая рука женщины вцепилась в ее шубу, – Проведи меня.
Они пришли в терем, где было натоплено и лишь угольки в печи поддерживали тепло; на столе, покрытом дорогой тканью стояли угощения: круглый хлеб, многочисленные фигурки зверей, ароматный узвар на меду, прикрытая чистой холстиной пшеничная каша с фруктами и горкой в середине расплавившегося меда. В комнате было три лежанки и неисчислимое число сундуков запасливой Диры.
«Лежанки для Евпраксии, Диры и меня. Весело мне здесь будет»
Евпраксия тут же достала из сундука икону, поставила ее и опустилась на колени:
– Давай помолимся, а то ты и молитв не совершала за это время, – тихо проговорила женщина, осеняя себя крестным знаменем и доставая из складок одежды небольшую книжицу, – Ничего, мы все наверстаем, а Бог – он милостив и милосерден. Он простит тебя. Ну что же ты стоишь?
– Помолитесь, а меня не заставляйте, – Ольга подошла к окошку, но оно было занесено снегом, да и через слюду невозможно разобрать ничего на княжьем дворе, кроме теней.
– Хорошо, я не буду заставлять тебя, – внезапно согласилась Евпраксия, – Я помолюсь за тебя. Потом, позже, ты сможешь и сама.
Евпраксия молилась, а Ольга всматривалась в затейливые рисунки слюды – ее нестерпимо тянуло туда, на княжий двор, откуда доносился смех, и веселились такие пока странные для нее люди. Шорох за спиной заставил Ольгу оглянуться, это закончила молитву
А с княжьего двора послышалось пение, звонкие девичьи голосаунеслись ввысь, за ними вдогонку присоединилось сначала нестройное мужское, но выровнялось, догнало высокие ноты и слилось, очевидно, под самым куполом зимнего неба, откуда отразилось, осыпая сердца волшебством праздничной ночи. Слов Ольга не могла разобрать, но звучало необыкновенно хорошо, так, что будоражило и отгоняло сон. Княжий двор залился светом, ярким, разгоняющим темноту и превращающим ночь в день.
«Пойду!» – рванулась Ольга к двери, но остановилась, – «А можно ли мне?.. Ведь знатных девушек в теремах закрывали. Вдруг нельзя?.. Нет! Пойду!»
И стала быстро сбрасывать с себя нарядную одежду, в которой можно и промерзнуть до костей. Куда уж лучше одежда поляниц. В нее и обрядилась. Жаль было расставаться с длинной, в пол, собольей шубкой. Но не стала ее надевать, предпочла волчий полушубок, да еще одну пару шерстяных штанов. И удобно, и тепло, и неприметно, когда шапку натянула на самые глаза. В теплый сапог за голенище всунула нож. Так, на всякий случай. Убить не убьет, а отбиться сможет.
Пока Ольга собиралась, княжий двор опустел, пение слышалось далеко, у самых ворот Верхнего города. На миг показалось, что прекрасное уходит куда-то, а Ольга может его навсегда потерять… Потоптавшись на крыльце, она решила забраться в башню, что венчала их терем. Вернулась в сени и поднялась. Наверху была самая настоящая ночь. Темная и прекрасная в своей сокрытости и холодной таинственности. Таких не увидишь в городском смоге или через свет фонарей. Они душат и скрывают настоящее волшебство.
Внезапно зазвучал почти забытый голос матери, которая любила строки Гоголя об украинской ночи:
«Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь!..»
Потрясающий вид был восхитителен. Небо стало ближе, как-то глубже, казалось, никто не помешает достать звезду с неба, так близко манили они холодным серебром. Ольга даже протянула руку, сначала одну, потом другую, получилась целая пригоршня манящей сияющей бесконечности… А внизу зажигались костры, по всему Подолу горели, а вокруг них плясали и пели песни люди. Но самый большой разгорался у Днепра, он был такой огромный… А рядом с ним ходили трое в белом… Потом шел еще один круг, если в первом было понятно, что это люди; то во втором большие тени казались мистическими: журавль распахнул огромные крылья, пытаясь взлететь, его догонял бык с огромными рогами, затем баран, медведь и еще многие и многие очертания напоминали зверей и птиц – все эти фигуры вели хоровод, подпрыгивали, пели. А третий хоровод вели жители, молодежь кружилась, плясала, падала в волшебный пух свежего снега и смеялась… Ольга хотела было побежать ближе, чтобы слышать не только волшебные голоса, но и слова… Получить тот добрый заряд, который дарил всем Коляда, стать одной из тех, кто ведет хоровод.