Княжья воля

Бубенников Александр Николаевич

Зосима Брадатый, являясь выучеником Алексия-Авраама и другом тайных иудеев, не дерзнув покровительствовать на Соборе обличаемых в грехах вероотступничества еретикам и проводя церковную политику по принципу «и вашим, и нашим» в течение всех лет своего пребывания на митрополичьем престоле подвергался самым резким нападкам со стороны ортодоксальных фанатиков. Причём главу церкви чернил не только его старый ненавистник епископ Геннадий Новгородский, к нему присоединились в своих страстных нападках на митрополита Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин), Нил Сорский, Савва и многие другие.

Иосиф Волоцкий внушал своим сторонникам: «…На московском святом престоле сидит злобный волк первый отступник от святителей в нашей земли, «иже сына Божия попрал и Пречистую Богородицу похулил»…

Во времена первосвятительства Зосимы, поставленного на митрополичье и поддерживаемого государем, Иосиф Волоцкий возбуждал против «волка в овечьей шкуре» не

только простых прихожан, но и самых влиятельных епископов. Волоцкий снесся с епископом Нифонтом Суздальским, писал ему как соратнику по немедленному и обязательному низложению еретика-митрополита Зосимы, способствующему распространению ересижидовствующих:

«…Сокрылись от нас, отлетели ко Христу древние орлы веры, Святители добродетельные, коих глас возвещал истину в саду Церкви и которые истерзали бы когтями всякое око, напрасно зрящее на божественность Спасителя. Ныне шипит тамо змий пагубный, изрыгая хулу на Господа и Его матерь… Заклинаю тебя, владыка Нифонт, помоги очистить церковь православную от неслыханного соблазна еретиков и вольнодумцев, открой глаза государю на неправедного митрополита…»

Ученый инок Савва в широко распространяемом «Послании на жидов и еретиков» гневно писал без пиетета к покровителям митрополита – «злобного волка и пагубного змия»:

«Аще бо царь или князь… не преклоняется Богу нашему Спасу Господу Иисусу Христу,… той воистину раб есть и будет проклят…»

Подобные обличения Зосимы его ярыми врагами неизбежно бросали тень на его «царских» покровителей – государя Ивана Великого, великую княгиню Елену Волошанку, ближнего государева дьяка Федора Курицына, Ивана Максимова и многих других. Но главным объектом критики в обличении Зосимы, конечно, был государь; угроза была очевидна: «раз царь поддерживает еретика-митрополита, изрыгающего хулу на Спасителя и Богородицу, то и мам такой царь воистину раб и скоро проклят церковью будет». Решительный сигнал пришел государю из недр церкви. Церкви, пока ещё поддерживающей его власть и княжью волю, что от Господа Бога. Только резкое обвинение «царя в пособничестве еретикам» грозило государю Ивану непредсказуемыми неприятностями. И это накануне опасного сближения с Литвой посредством хрупкого династического брака его дочери Елены…

Государь внимательно следил за деяниями его выдвиженца Зосимы Брадатого на митрополичьем престоле. Тот вроде как соблюдал наружную пристойность, только с точки зрения его критиков и врагов, скрытно вредил православному христианству. В доносах на митрополита писалось, что тот весьма вольно и даже ложно изъяснял Священное Писание; с радостью неописуемой и удивление находил в нём противоречия, при этом охотно делился своими «открытиями» публично. В порыве искреннего отрицания некоторых фундаментальных основ Христианства, посягал на учение Евангельское, Апостольское, Святых Отцов.

Государь запомнил обвинение ортодоксов-консерваторов в посягательстве митрополита на основы Христианской Веры, где приводились дословно слова сомневающегося митрополита Зосимы:

«то такое Царство Небесное?.. Что такое второе Пришествие и Воскресение мертвых?.. Запомните, великие грешники, кто умрет с грехами или, по его разумению, без оных, того нет, и не будет уже никогда…»

Тошно было на душе государя, что главным обвинителем его митрополита был корыстный, погрязший в симонии епископ Геннадий. Вот и слова крамольные приводит к месту, обвиняя митрополита в «непризнании второго Пришествия, неминуемого Воскресения, загробной жизни и мздовоздаянии».

«А ты сам-то веришь в это, государь всея Руси, живот кладущий ради собирания её земель, отнятых и исковерканных врагами, и народов, хлебнувших лиха под коварными властителями и латинянами? – жестко и нелицеприятно спросил себя государь. – Конечно, принимаю веру православную с её догматами святых отцов, раз на то пошли мои князья предки… Да, их и моя княжья воля – это Божья воля… Только есть ведь ещё свобода как воля, свобода выбора, вольная воля выбирать себе человеческую судьбу, воля выбирать судьбу своему народу, государству. Может, потому мне так близка мысль ближнего дьяка Федора Курицына о «свободе воли и самовластии души» на основе знания, образования, опыта и интуиции государевой, наконец… – Иван Васильевич уже решил для себя, что надо до отсрочиваемой свадьбы дочери во всём разобраться с Зосимой. Либо оставлять на митрополичье, либо гнать взашей на радость врагов его и Елены Волошанки. Либо – либо… – … Не даёт покоя обвинение Геннадия митрополита… А ведь в чём-то и я внутренне согласен с обвиняемым… Ведь если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, мучительного ада и рая с его вечным блаженством, то совершенно справедливо, что и я тоже сомневаюсь в этом мифическом рае-аде, поскольку не было в моей жизни о том реальных достоверных подтверждений… Хотя и верилось, что души супруги Марии, нашего с ней сына Ивана Младого и дочки Елены от Софьи, умершей во младенчестве,

в рай устремились… А что я принимаю всем своим существом помимо идеи рая-ада на Небе? Признаю жизнь вечную и возмездие здесь и везде на грешной земле Руси Святой и мной любимой… Как земной русский человек, княжья воля которого равна Божьей, признаю до такой степени земную жизнь вечную и земное возмездие до такой степени, что ставлю это выше вечной жизни на небе и небесного возмездия… Почему в этом собственном мнении, выстраданном всей своей жизнью и судьбой, уверен? Почему не тороплюсь вместе с епископом Геннадием осуждать «еретика-митрополита» за его сомнения насчёт Воскресения, второго Пришествия. загробной жизни?.. А потому что верю больше всего в мздовоздаяние от современников и потомков на земле Русской… А чего ждать от иноземцев?.. Как живу и как стремлюсь к земному мздовоздаянию?.. Да, хитрю, да, ловчу, да. ужом изворачиваюсь в государевых делах с единоверцами и с иноземцами коварными – им палец в рот не клади, – по локоть, а то по шею откусят… И всё же, тем не менее, стремлюсь так жить и государить, чтобы всякий мой добрый поступок увеличивал бы истинное благо моей вечной земной жизни, а всяких нежелательный злой поступок уменьшал бы накопленное благо, – так не делай зла, государь… Только кто его знает. злой или не злой поступок погнать с митрополичья в три шеи пьяницу Зосиму, добрый или так себе поступок – посадить на престол вместо Зосимы, например, троицкого игумена Симона?.. А как быть с фанатиком-ортодоксом Геннадием, погрязшим в симонии? Бьёт в самый под дых государю и Елену Волошанку на радость Софье и латинянам скрытым… А ведь в своей корыстной симонии Геннадий лукавит зло и кощунствует! Про спасителя нашего Христа, выгнавшего из храма продавцов и покупателей, тоже говорили, что он кощунствует… Только если бы он пришел теперь и увидел, что делает его именем в церкви тот же Геннадий по образу и подобию латинян, то ещё с большим и законным гневом выкинул бы из лона православной церкви корыстных продавцов и покупателей церковных должностей и санов духовных… Но сначала надо разобраться с Зосимой до свадьбы Елениной, – уж больно многих честных святых отцов православия возбудил он против себя, уж больно многих честных священников удалил он из церкви, способствуя расколу с лукавыми словами: «Не должно злобиться на еретиков и вольнодумцев, пастыри духовные да проповедуют только мир, но не войну!» А сам пьянствует… Явлюсь к нему в один денёк Поста Великого и повелю: «Дыхни-ка митрополит в нос государю!» Трезв будет – оставлю на митрополичье, пусть сидит покудова, а если пьянь почую в дыхании, то пойдёшь, Зосима, простым иноком в Симонов монастырь, откуда я тебя вызвал на митрополичье, или в Троицу грехи свои замаливать…»

Понимал государь, что не излишнее пристрастие к вину суть и причина низложения Зосимы с митрополичьего престола. Более того, что добровольная отставка или низложение «не по своей воле», под нажимом государя, митрополита Зосимы будет многими духовными и мирскими воспринята как признак слабости государевой власти.

«Только придётся пьяницей пожертвовать… – мысленно приказал себе государь, явившись с несколькими доверенными боярами и дьяками пред очи митрополита в пост великий, когда тот не ожидал ничего подобного. – … Если трезвый дух исторгнет Зосима, оставлю назло Геннадию с его присными Брадатого на престоле до лучших или худших времён…»

Увидел Зосима пред собой в неурочный час в разгар дня великого поста государя своего, – даже дыхнуть по требованию государя не изволил. И так всё ясно – перегаром за версту несёт…

Перед тем, как велеть ему, пьянице Зосиме, без шума и суда громкого удалиться в свой Симонов монастырь, прочитал по памяти государь слова из Евангелия от Матфея, заменив некоторые слова о блуде и прелюбодействе с женщиной применительно к пьянству, губящему душу праведника вино губительное.

– …Всякий, кто смотрит на вино с вожделением, уже блудит в сердце своём… Если же правый глаз твой соблазняет тебя вином и пьянством-блудом, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, но не всё тело твоё было ввержено в геенну… И если правая рука соблазняет тебя в блуде-пьянстве, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну…

Преемником Зосимы в митрополии с подачи государя стал троицкий игумен Симон, убежденный в православии, однако робкий и внушаемый, готовый подчиняться беспрекословно приказам Ивана Великого. Все понимали, что, с одной стороны, таким способом государь нашел новый противовес епископу Геннадию, алчущим митрополичьего престола на волне борьбы с ересью. А с другой стороны, терпимое отношение к ереси в Москве не изменится, пока у власти будет находиться Иван Великий, блюдущий тайные государственные интересы престолонаследника Дмитрия-внука, великой княгини Елены Волошанки, Курицына, лидеров боярской думы и других вельмож, покровительствующих почему-то тайным иудеям.