Князи в грязи
Шрифт:
Ты любишь людей абсолютно тем же способом, которым их люблю я. Как сомелье любит вино. Ты любишь их разгадывать и просчитывать. Но редко кого хочется разгадывать и просчитывать, лишь немногие могут стать желанным объектом препарирования… Еще меньшим удается задержать это внимание надолго… Разложить кого-то на атомы и молекулы, а когда нечего будет раскладывать — уйти. И в этом нет цинизма ни на грамм. Это честно. Справедливо. В этом есть что-то от Истины. Никаких расшаркиваний „до“. Никаких реверансов „после“. Отсутствие прелюдии — это и есть твоя прелюдия. Ты живешь на такой высоте. На такой скорости. Кто не успевает за тобой — остается позади. И очень
Мы живем на своих орбитах. В той точке, где они пересекаются, мы принадлежим только друг другу. А потом — кому и чему угодно…
Для тебя череда девушек, попадающих в поле зрения, женщин, девчонок и барышень, жаждущих обратить на себя твое внимание, не более, чем деревья за окном поезда, в котором мчишься ты… Деревья, деревья, деревья… Они мвлькают-мелькают-мелькают, а ты едешь мимо. МИМО. И назавтра ты уже не вспомнишь ни одно из них… А хотелось ли тебе, чтобы назавтра ты об одном из них подумал? Вернулся к нему мыслями, вспомнил о нем, захотел еще и еще постоять в тени его ветвей, послушать музыку ветра в его листьях? Потянуть жадно ноздрями запах его смолы, его сухой коры, его гибкой и упругой ветки? Услышать, как сок течет? Узнать, каковы его корни: могучие и мощные или их что-то точит? Захотел ли ты увидеть его еще раз? Увидеть и разглядеть…
Это ХОРОШО, что есть ТЫ. Что именно ТЫ. Что именно ЕСТЬ. ТЫ. ТЫ — не казаться, а быть. И есть у себя. И слава богу, что ТЫ есть у меня. Это многое значит. Нет, не для меня. А само по себе — это многое значит. Это значит, что я на правильном пути. Это значит, что я не ошибалась и не заблуждалась, что ТЫ все-таки существуешь, что я когда-нибудь тебя встречу. Иначе вся моя жизнь — зачем?.. Но я верила. Я верила отчаянно, вопреки… Просто не могло быть, что ТЫ — плод моего воображения, фантазий, мыслей и грез. Такой совершенный, такой мудрый, сильный. ТАКОЙ. Когда мы встретились, меня уже мало чем можно было удивить, хотя мне не так много лет. Я не разочаровалась, пойми. Просто уже наизусть знала эту игру. Знала правила, знала каждого игрока по именам и в лицо: Ревность, Одиночество, Измена, Галантность, Предательство, Любовь, Похоть, Смерть… Их можно перечислять до бесконечности. И каждый мужчина напротив меня пускал в ход того или иного игрока, делал за мену, проводил рокировки… И это было понятно и видно. И ничего нового никому еще не удавалось изобрести. Я была над схваткой. Я могла отрезать самый лакомый кусок пирога себе. Съесть. И пойти дальше. Но ты меня УДИВИЛ. Ты тоже знал эту игру. Ты сразу мне открылся. Мы играем с тобой в открытую. Это новый опыт. И самый удивительный эксперимент в моей жизни».
Андрей был доволен: Оля светилась от счастья. Она и не скрывала своего душевного подъема.
— Маш, а я тебя уважаю, — Андрей потягивал традиционный вечерний коктейль у телевизора. — Нет, правда. Знаешь, приятнц, когда любимую женщину еще можно и уважать.
— А я думала, что без уважения вообще любить нельзя.
— Ну, смотря что любовью называть. Страсть на уважении не основана. А уважение не связано с любовью. Однако погляди-ка, иногда совпадает. Страсть — это азарт захватчика. Уважение — это удовольствие собственника.
— А любовь тогда что? В твоей банкирской терминологии? — Машу все больше раздражала примитивность и мыслей, и словарного запаса Андрея по сравнению с Иннокентием Семеновичем.
— Любовь — это… — Андрей задумался, потер по привычке лоб.
—
— Ничего, я тренированный. Любовь — это капитал. Счет в швейцарском банке. Вроде бы им не пользуешься, потребительская польза нулевая. Но вот жить спокойнее. Увереннее себя чувствуешь.
— А-а-а! — задумчиво протянула Маша. — Наверное, ты прав. А сколько у тебя счетов в швейцарском банке?
— Один большой — Оля. Второй открыл недавно. Но он постоянно пополняется. Это — ты.
— Да, вы, голуба, поэт-банкир! Ладно, я пошла мыться.
— Погоди. Это тебе. В благодарность за «операцию спасения», — Андрей достал из ящика своего письменного стола и протянул Маше большой футляр темно-синего бархата.
Маша открыла «ларец», и ее взору предстал полный сет из последней коллекции «Bvlgari». Подвеска, серьги, браслет и кольцо. Драгоценности переливались всеми цветами радуги. Это был фирменный стиль «Bvlgari»: полудрагоценные камни — аквамарины, хризолиты, топазы и несколько драгоценных — сапфиров и изумрудов. Маша знала приблизительную стоимость такого сета — около ста тысяч долларов. Из них девяносто процентов — за бренд, лишь остаток — камни. И все же, не оценить щедрость Андрея было трудно. Но что-то кольнуло Машу.
— А можно поинтересоваться, с какого счета в швейцарском банке ушли деньги, с моего или Олиного?
— Не понял, ты о чем? Я наличными платил.
— Вижу, что не понял. Объясняю заглавными буквами. Этот подарок — проявление твоей любви ко мне или к Оле?
Андрей растерялся. Он не знал ни что ответить, ни почему Маша так спросила. Он вообще в последнее время часто стал терять нить ее мысли. Маша это видела и каждый раз думала о том, что с Иннокентием Семеновичем такого не происходит. Вот уж кто всегда понимал и ее шутки, и ее логические построения.
Алексей Иванович Горин сразу отметил новый автомобиль с номером 999, запарковавшийся у входа в банк. Но особого значения этому не придал. Значит, появилась у председателя правления новая игрушка. Теперь «Порш». Ну и что из того? Правда, удивило, что на учет он поставил машину, минуя его. Хотя, в конце концов, могут же быть у Гвоздева и свои собственные связи в ГАИ. Тем более, после отказа Горина выполнить поручение шефа тот вполне естественно с лишней просьбой к нему обращаться не станет.
Однако пару дней спустя, просматривая, как всегда по вечерам, записи камер наружного наблюдения, Горин опять увидел тот же «Порш» с тремя девятками. Причем в него садилась Оля, на пассажирское сиденье. У Горина возникли смутные подозрения.
Увеличил изображение. Водитель в темных очках, лица не разглядеть. Но явно не Гвоздев и не кто-то из его водителей. Теперь увеличил изображение номеров. «А 999 МР 77». Вот это да! Суперблатной номер, к тому же «милицейской серии». Такой без его помощи Андрею Петровичу не достать ни в жизнь.
Горин позвонил приятелю в ГАИ Москвы, попросил пробить по компьютеру машину. Кто владелец? Ответ прозвучал весьма настораживающе — машина в компьютерной базе не значится. Нет такого номера! Горин связался со спецотделом ГАИ России. Бывали случаи, когда машины ставились на учет у них и в базу не заносились. Но это касалось либо кого-то из правительства или администрации президента, либо спецслужб. Так оно и оказалось — номер числился за ФСБ. Выдан был на «Волгу», но это ничего не значило. Парни из Конторы перевешивали номера с машины на машину, как хотели и когда хотели. Разумеется, в «интересах службы».