Кобра
Шрифт:
«В утреннем свете меня, наверно, отлично видно», и Эдисону повезло, что он попал в нужное место, в нужное время. Слушай, Бог, ты опять со мной нехорошо шутишь, – пожаловался Малчек про себя, и начал стрелять в кусты справа от дерева, равномерно и неумолимо покрывая пулями область, откуда раздался голос Эдисона. Ничего хорошего это не сулило. Когда он расстреляет магазин, Эдисон легко его прикончит. Ему нужно спуститься вниз, притом быстро. И есть только один путь.
Когда патроны в магазине кончились, Малчек просто соскользнул с ветки. Сначала медленно, потом набирая скорость, он падал с ветки на ветку, корябая дерево и себя, прижимая ружье к груди
Воздух постепенно проник в его легкие, и он начал дышать. Невыносимо медленно Майк начал сгибать ноги, пытаясь вновь и вновь отыскать точку опоры. Винтовка выскользнула из его ладони. Что-то не так было с его левым плечом. Он не знал, был ли это результат падения, или ранения, или же окончательного предательства тела, в котором уже не осталось сил. Все, что он знал, это то, что винтовку пришлось оставить позади, а ему надо было двигаться.
Совсем близко перед его глазами папоротник вырисовывался с необыкновенной ясностью. Он мог разглядеть каждую нежную прожилку, темные споры на обратной стороне листьев-пальцев, бледные соцветия, тонкие травинки и другие растения.
Муравей, поспешно пробежал перед Майком, когда тот, превозмогая боль и отчаяние, полз к зеленому откосу. Под дубом, под огромными деревьями, под бледно-розовым небом. Его голова шла кругом.
«Помни, помни. Ты охотник, а не добыча. Никогда не думай, как жертва, только, как охотник. Поменяйся, поменяйся с ним местами, ты, осел. Если Эдисон видит тебя, что это значит?
Значит, я вижу Эдисона.
Я не лежу здесь, чтобы умереть, я лежу здесь, чтобы убить.»
Шум приблизился. Приблизился очень медленно. И Майк знал, что Эдисон тоже далеко не в лучшей форме. Значит, есть шанс.
Его пальцы наощупь потянулись к револьверу на бедре. Он чувствовал его. Кобура, перевернувшись при падении Майка, упиралась ему в живот, и все еще хранила свое смертельное содержимое. И, наверно, именно поэтому он так и не перешел к пристегивающейся кобуре. Ему нравилось продевать ремень, ощущать близкое прикосновение револьвера, как сейчас.
Слишком близкое. Не будет даже времени, чтобы вытащить его.
Если он хочет остановить Эдисона, у него всего несколько секунд. И это означает одно: ему придется стрелять вдоль собственного тела, может быть, даже сквозь него, чтобы попасть в цель.
– Хорошая была игра, правда, Малчек? – весело сказал голос Эдисона. Он был счастлив, он был так счастлив! – Разве не так? Я в погоне, ты в погоне, мы в погоне. Можешь встать? Тогда встань и прими пулю в лицо. Это прекрасно, мы прекрасны, разве ты не понимаешь? Другие никогда не узнают, то, что знаем мы, у них никогда не будет власти решать, кому жить, а кому умереть. Мы избранные. Может быть, даже святые. Мы золотые охотники, ты и я.
Эдисон шел по тропе. Хотя его слова были безумны от триумфа и усталости, Малчек знал, что его рука будет твердой и быстрой.
Хотел бы он сказать то же самое про свою.
– Но теперь пришел конец, так? – грустно продолжил Эдисон.
Сожаление, сидящее в его горле, было как жаба на гнилом полене.
– Наконец это мое решение. Как и должно было быть. Ты ведь знал это?
Эдисон возвышался массивной фигурой на тропинке,
Молясь, чтобы то, что ощущали его пальцы, было правдой, Малчек выстрелил.
Опаляющее пламя обожгло его живот, и шок от взрыва под ребрами заставил невольный крик вырваться из горла. Он промазал.
Эдисон все еще улыбался, подходя. А потом, откуда-то сзади Эдисона, Малчек услышал резкий одиночный выстрел. Винтовка. Кровь хлынула из левой ноги Эдисона, тот вскрикнул и упал на траву, корчась и изгибаясь от боли.
Малчек лежал на листьях папоротника, всхлипывая и задыхаясь. Если бы только его револьвер выстрелил градуса на два выше, он попал бы Эдисону в живот и прикончил его! Но это означало бы на два градуса выше в собственное тело, и он не когда бы не узнал, проиграл он или выиграл. Теперь кто-то дал ему шанс. Гамбини? Терсон? Неизвестный лесник? Кто-то наконец подарил ему Эдисона. Но он должен быть уверен. Он должен покончить с этим делом. В глазах плыло, в ушах жужжало. Малчек слышал стук ног муравья на расстоянии, гигантского муравья в гигантском лесу. Боль пронизывала его тело, как будто кто-то пытался забраться внутрь, набивая его кислотой и льдом, стараясь вытащить его душу.
Майк не смог встать, поэтому пополз. Ближе и ближе к Эдисону, который все еще катался по тропе, шире и шире разбрызгивая кровь.
Чувствуя приближение Малчека, Эдисон повернул голову, и его глаза бешено выкатились, рот выплюнул поток проклятий.
Малчек дотянулся до покрытого лишайником ствола, рядом с тропой, его пальцы царапнули поверхность, затем схватились за шершавую кору. Его рука нашла живую ветвь и уцепилась за нее. Он подтягивался и выталкивал себя наверх, в свою очередь возвышаясь над распростертым человеком, в глазах которого еще сверкало безумие. Прислонившись бесчувственным телом к дереву, Майк вытащил из кобуры револьвер. Теперь его трясло не от лихорадки и не от галлюцинаций. Обыкновенная ярость. Чистая, сжигающая ярость сильнее, чем любое чувство, которое он испытывал в жизни. Ни одержимость и ненависть, ни вина, ни что другое. Он был сыт по горло этим проклятым делом.
Бегство, погони, глупая трата времени. Люди испуганы, люди мертвы, все из-за этой грязной скулящей твари на земле.
– Святые, говоришь? Как боги? Ну, может быть, ты и веришь в эту религию, а я нет. И никогда не верил.
Он поднял маленький вороненый револьвер выше, чтобы Эдисон как следует его разглядел.
Эдисон попытался схватить его за ноги, но Малчек пнул его в лицо и откинул назад на траву. Вдохнув и шагнув вперед, Майк тяжело поставил ногу на правую руку Эдисона чуть выше локтя и безжалостно надавил. Он слышал, как хрустнула кость, и Эдисон закричал опять, стараясь ухватиться за него свободной рукой, пальцы беспомощно цеплялись за джинсы Малчека.
Тщательно прицелившись, Малчек опустошил магазин в руку Эдисона, начав рядом со своей ногой и методично поднимая револьвер к ладони, которая дернулась от четвертого и последнего выстрела. Эдисон вскрикнул, а затем, внезапно и конвульсивно задрожав, застыл.
– Вот он ты, «бог», – добродушно пробурчал Малчек. – Боишься, что не придется тебе больше заниматься золотой охотой. И придется научится вытирать задницу левой рукой.
Он бросил разряженный револьвер на тропу. Стук ног муравья все еще звучал в его голове, так много муравьиных ног, топающих все ближе и ближе. Громче, слишком громко.