Кочегар Джим Гармлей
Шрифт:
— Мне кажется, вы преувеличиваете…
— Нет, я вполне здоров.
— Пробудете в лазарете еще денька два, и тогда я, может быть, вам поверю, — любезно улыбнулся Джефферсон, — и признаю годным для несения вахты в котельной.
— Вы так добры ко мне, мистер Джефферсон, но я не могу находиться здесь, когда Вудсбери и Хейт по двенадцать часов в сутки стоят у топок.
— Ничего не поделаешь, — упорствовал врач.
Пробыв в лазарете до следующего утра, Гармлей все же уговорил Джефферсона, и тот отпустил кочегара.
Прежде чем отправиться в котельную,
— Зря ты, парень, торопишься…
— Как зря? — удивился Гармлей.
— Лежал бы ты лучше, как я… Или боишься потерять половину жалованья? Так все одно — в кабаке оставишь свои доллары.
— Да нет, я просто-напросто не желаю, чтобы вместо меня парились в котельной другие.
— Э… да брось, парень, — махнул Терри здоровой рукой. — Вудсбери и Хейт — ребята ко всему привычные. Они и не такое видели.
Гармлей полез в рундук, достал свой матросский мешок и начал расстегивать кнопки.
— Пока ты в лазарете валялся, Бульдог в твоем рундуке шуровал, — безразличным тоном произнес Терри.
— Как шуровал?
— Да очень просто. Рылся в твоем мешке. Искал что-то. Только зачем ему это потребовалось? Прежде никогда такого не случалось.
Так и не отстегнув клапана, Гармлей уставился на Терри.
— Он сказал тебе что-нибудь?
— Нет. Я храпел как слон. Бульдог, видно, думал, что я сплю.
— Ну и как же?
— Порылся он немного в твоем мешочке, нашел там какую-то книжку, перелистал ее и сунул обратно. Взял пачку бумаги, повертел в руках и швырнул назад…
4
Соленый ветер свистел в судовых снастях, протяжно завывал в раструбах палубных вентиляторов. С треском пузырилась парусина на мостике. Прерывисто гудели натянувшиеся до предела железные ванты. Перегруженный «Бостонец» с надрывным ропотом вскарабкивался на водяные холмы, зарывался носом в глубокие впадины. Временами гребные винты обнажались и работали вхолостую. Корпус судна содрогался от ударов встречных волн. Вода свободно гуляла по всей верхней палубе. Холодные брызги долетали до мостика.
— Следует изменить курс, мистер Дибл, — спокойно произнес капитан Сполдинг, войдя в штурманскую рубку.
— Вы полагаете, сэр, судну грозит опасность? — спросил старший штурман.
— Да, боюсь, пароход может переломиться. Вы слышите, как вибрирует корпус?
— Слышу, господин капитан.
— Волна и качка судна вступили в резонанс, — негром-ко проговорил Сполдинг. — Я наблюдал однажды, как, попав в такой же переплет, надвое переломился миноносец. В то время я служил на крейсере «Саутгемптон»: не прошло и трех минут, как два обломка перевернулись вверх килем и пошли на дно.
Старший штурман поднял глаза от путевой карты.
— А моряки?
— Мало кому удалось спастись…
«Бостонец» взял на тридцать градусов вправо. Встречные волны стали ударять в левую скулу судна. Вибрация
Штурман Дибл не был вполне уверен в точности прокладки на путевой карте и испытывал смутное беспокойство. Третьи сутки подряд небо было закрыто громадами низких туч. И за все это время ему ни разу не удалось «взять» высоту луны, звезд, либо солнца. Местонахождение судна Дибл вынужден был определять только по показаниям электрического лага. «Бостонец» входил в неспокойный всегда Бискайский залив. В нескольких сотнях миль находился португальский берег. «Как бы не напороться на рифы», — не покидала тревога штурмана Дибла.
Капитан Сполдинг думал о том же, но взять левее было опасно.
В это время к нему на сигнальный мостик и взбежал запыхавшийся механик.
— Господин капитан, на судне скрывается социалист! Этот Гармлей — опасный преступник!
— Какой преступник! Где? Вы с ума спятили, мистер Тейт! — изумился капитан.
— Кочегар Джим Гармлей, оказывается, весьма опасная личность, — задыхаясь, рассказывал старший механик. — У него в мешке я случайно обнаружил программу коммунистов Америки и книжку о революции в России.
— Ну и что же? — невозмутимо спросил Сполдинг.
— Как что! На судне вредный социалист!
— Так разве «Бостонцу» грозит какая-нибудь опасность по этой причине?
Тейт на минуту растерялся, ошеломленный таким неожиданным поворотом дела.
— А если узнают федеральные власти? — наконец вымолвил механик.
— Откуда же они могут узнать, если об этом известно только вам да мне, насколько я понимаю.
— Да… но…
— Идите, мистер Тейт. Занимайтесь своими делами. А когда мы закончим рейс, пришлите ко мне кочегара Гармлея. В Бергене я решу, как с ним быть.
5
Гармлей постепенно осваивался. Все чаще ему удавалось встать под раструб вентилятора и подышать чистым воздухом, Он неторопливо пил из медного чайника подкисленную воду, не опасаясь, что стрелка на манометре опустится ниже красной черты. Иногда Гармлей сталкивался с Вудсбери у привинченного к железной переборке столика, где стоял чайник с водой, и вступал со старшим кочегаром в минутный разговор.
— Куда ты намерен податься, Гармлей, когда придем в Берген? — спрашивал Вудсбери, сверкая в полумраке белками глаз.
— Наверно, в Финляндию. Отправлюсь искать своих родственников.
— Оставайся-ка ты лучше у нас, на «Бостонце», — уговаривал его Вудсбери. — Платят здесь неплохо, и капитан — моряк что надо!
— А старший механик каков?
— Собака — не человек! Но он пришел к нам недавно. Я думаю, капитан не станет его долго терпеть…
— Трудно сказать…
— Но ты все же подумай на досуге, может быть, и останешься.
— Хорошо, я подумаю, — отвечал Гармлей и бросался к своему котлу.