Код Бытия
Шрифт:
Подали кофе, и Ласситер с изумлением заметил, что Торгофф положил в свою чашку четыре ложки сахара.
– Если объяснять упрощенно, ДНК в дифференцированной клетке говорит генам, что данная клетка станет волосами и может не беспокоиться о цвете глаз, группе крови и так далее. Представьте ДНК в виде фортепиано с сотней тысяч клавишей, каждая из которых несет в себе какую-то генетическую черту. Так вот, в дифференцированной клетке почти все клавиши прикрыты или, если хотите, отключены. Но часть их продолжает работать. Если взять волосы, например, то мы имеем такие наследственные характеристики,
– Навсегда?
– Совершенно верно. Как только ДНК активизирует специфический ген, обратный путь для нее заказан. Нервная клетка остается нервной и не может стать кровяным тельцем или клеткой мозга.
– Но как это все получается? – спросил Ласситер. Проблема начала его интересовать, хотя он не представлял, какое отношение она имеет к смерти Кэти или убийствам в Италии. – Каким образом клетка решает, чем ей стать?
– Я не знаю. И никто не знает. Но именно это хотел выяснить Барези тридцать – сорок лет назад. – Торгофф сделал паузу, а затем продолжил: – Дело в том, что он перестал публиковаться. В какой-то момент он прекратил давать свои статьи на рецензии коллегам, и мы не знаем, как долго он продолжал бродить по неизведанным полям биологии. Может быть, месяцы, но не исключено, что Барези продолжал исследования еще несколько лет. Когда я в последний раз услышал о нем, он был в Германии, изучал…
– Теологию.
– Точно. Вам, значит, это известно. – Профессор бросил взгляд на часы и нахмурился. – Мне надо забрать сына… Послушайте, – сказал он, – биология сейчас – самая горячая отрасль мировой науки. А самым горячим местом в биологии является область, в которой работал Барези.
– Дифференциация?
– Именно. Барези изучал недифференцированные клетки эмбрионов лягушек. Судя по его последним публикациям, он разделял эмбрионы на четырех-, восьмиклеточной стадии, пользуясь весьма примитивным оборудованием. После этого он создавал культуры разделенных эмбрионов, чтобы узнать, разовьются ли они в идентичные организмы.
– Значит, он клонировал лягушек?
– Нет. Скорее, он создавал лягушек-близнецов.
– В чем разница?
– Даже однояйцовые близнецы получают свой генетический материал из двух источников – мамочки и папочки. Клоны же – из мамы или папы. Таким образом, если вы желаете получить клон, вам следует извлечь генетический материал из материнского яйца…
– Из его ядра.
– И заместить его материалом недифференцированной клетки – клетки на ранней стадии роста. В таком случае вы получаете генетическую информацию из единого источника.
– И это возможно?
– Да. В институте Рослин в Эдинбурге клонировали овцу.
Ласситер немного подумал и спросил:
– Значит, так же можно поступить и с человеком?
– Теоретически… – пожал плечами Торгофф.
– Я хочу сказать, меня тоже можно клонировать?
– Нет, – сказал ученый, – вас нельзя.
– Почему?
– Потому что все ваши клетки дифференцированные. Свой последний шанс на клонирование вы упустили еще тогда, когда были размером меньше веснушки. Теоретически мы могли бы клонировать
– И такое возможно?
Торгофф возвел очи к потолку и развел руками:
– Может быть. Где-нибудь. Не исключено, что на это способны ученые в Рослине, но, поступив так, они отправятся за решетку.
– Почему?
– На Британских островах клонирование людей запрещено законом – хотя до этого дело еще не дошло. Но вернемся к Барези. Сейчас эмбрионы без труда создают в центрах репродукции, однако в пятидесятых и шестидесятых годах все было намного сложнее. Страшно подумать, сколько технических нововведений пришлось придумать Барези для своих опытов.
– Понятно… – покачал головой Ласситер. – А вам известно, чем кончил Барези?
– Нет, – ответил ученый. – Я знаю лишь, что он выпустил несколько публикаций, связанных с религиозной тематикой.
– Да, конечно… Но это еще не все. Он забросил религию и поступил в медицинский институт – в то время ему уже стукнуло пятьдесят. Специализировался на акушерстве и гинекологии, а затем открыл клинику искусственного оплодотворения, или, как сейчас говорят, репродукции.
Торгофф поднял брови, отпил кофе и произнес:
– Вот, значит, как. Да, у Барези, бесспорно, был богатый опыт по части изготовления эмбрионов. Скорее всего дела у него пошли отлично.
– Да. Весьма.
– Тем не менее, – вздохнул Торгофф, – это печально.
– Почему вы так считаете?
– Да потому, что он был совершенно потрясающим ученым-исследователем, а если посмотреть, чего он достиг и к чему стремился… Клиника выглядит пустой тратой сил.
– Что вы хотите сказать? – спросил Ласситер. – К чему именно он стремился?
– Понимаете, смысл изучения дифференциации состоял в том, чтобы найти способ повернуть процесс вспять – превратить клетки в недифференцированные.
– Но зачем? Какая от этого польза?
– Какая польза? – переспросил Торгофф. – Да это же Чаша Святого Грааля.
– Почему?
– Потому, что если вы сможете это сделать… – Торгофф задумался. – Разум не способен охватить всех последствий. Это открытие будет стоить триллионы, впрочем, деньги здесь ничто. Если вы обратите вспять дифференциацию, вы навсегда измените мир.
– Каким образом?
– Очень просто… В этом случае мы сможем вас клонировать. И всех остальных, кого пожелаем. Вы откапываете Бетховена или Пресли и делаете их своими детьми. Или клонируете свою покойную матушку. Вы сможете выращивать запасные органы, употребляя клонов, когда вам понадобятся новые легкие, печень или аорта. Вы можете представить, какие этические и социальные проблемы возникнут? Что станет с усыновлением, если люди смогут заказать по почте собственные копии или копии кого угодно? А если представить клонирование в сочетании с техникой генетической рекомбинации, то можно получить нечто не вполне человеческое. Можно будет создавать пушечное мясо, гладиаторов или рабов. Вместо производства органической пищи производство органов. Производство людей одноразового использования.