Код Мандельштама
Шрифт:
Война в «Неизвестном солдате» — это кара, испытание жизнью каждой такой «песчинки», основа любого человеческого существования, обреченного на противостояние «небу крупных оптовых смертей».
Каждый живущий — участник боевых действий, каждый — «неизвестный солдат», чья гибель и забвение в веках предопределены. Последние стихи Державина говорят о том же.
Те фрагменты Вселенной, которые представлены в «Стихах о неизвестном солдате», — осуждающие, подглядывающие, холодные не содержат и намека на лермонтовскую «небесную гармонию».
Ночное небо — «воздушная могила», «тропа в пустоте» кажется обезбоженным. Но это взгляд ввысь из глубины земли, из «окопа», «могилы», взгляд, затуманенный ужасом и страхом «ночного хора» смертников.
Однако если у Мандельштама Державин в «сотоварищах», то к нему и обратимся. В его оде «Бог» гениально
Бог над: над человеческими страстями, историческими эпохами, государствами, властями, солнцами, звездами. И надо еще продраться сквозь огонь «столетий», чтобы получить ответ на вопрос, напрасно ожидаемый от НОЧИ, — «что будет сейчас и потом?..».
Беспомощность, покинутость, страх — отсюда призраки подстерегающей смерти, одолеть которые не в силах даже творческий подъем.
«Стихи о неизвестном солдате» — трагическое свидетельство утраты связи с бытием, перехода поэта к существованию, которое «утверждает дух небытия» [75] .
75
См. ст. Бердяева Н. «О назначении человека».
Ночь — в романтическом, тютчевском понимании, открывающая трепетные тайны звезд миру — у Мандельштама — трагическая убийца-мачеха, любящая преступной любовью и мстящая за свою же любовь.
Поэт все знал о себе еще в самом начале пути…
Приложения
Контексты ночи
Эта часть представляет собой сводную таблицу употреблений слова «ночь» и его производных в поэтических текстах Мандельштама, приводимых в хронологическом порядке, и комментарии к ней.
В настоящей таблице представлено 69 употреблений слова «ночь» и его производных, а именно:
В 16 случаях из 69 многозначность в тексте устраняется.
Всегда однозначно в тексте наречие «ночью», имеющее также временное значение и в предложении играющее роль обстоятельства времени (см. № 29, 40, 51, 58).
Существительное «ночь», употребленное в творительном падеже, играющее в предложении роль обстоятельства времени, также обретает в тексте однозначность (см. № 9).
То же можно сказать о существительном «ночь» в винительном падеже с предлогом «в», употребленном во временном значении (см. № 19, 65).
Существительное «полночь» несет в себе точное указание времени, в связи с чем в большинстве употреблений однозначно (см. № 50, 53).
В случае же № 44 и 45 («после полуночи»), при расширении временного значения, появляется возможность приобретения дополнительных смысловых оттенков.
Однозначны в тексте фразеологические единицы «с утра до ночи» = «постоянно» (см. № 20) и «и дни, и ночи» = «непрерывно» (см. № 30).
Фразеологическая единица «доброй ночи», обозначающая «пожелание кому-либо хорошего сна при расставании на ночь», у Мандельштама приобретает также значение «пожелания вечного покоя, прощания с умершими». В данном случае речь идет не о сохранении, а о приобретении многозначности фразеологическим единством благодаря контексту стихотворения (см. № 63).
Многозначность относительного прилагательного «ночной» устраняется в случаях № 23 и 27 на уровне словосочетания прилагательное + существительное: «ночной пропуск — необходимый в темное время суток; „ночной хор“ — относящийся к ночи, поющий ночью. И в том и в другом случае прилагательные определяют время суток.
Таким образом, можем сделать вывод, что устранению многозначности в тексте слова «ночь» и его производных способствует употребление во временном значении.
То, что в большинстве случаев (53 из 69) слово сохраняет многозначность в поэтической речи, а причем не только сохраняет, но в ряде случаев еще и приобретает индивидуально-авторские оттенки значений, можно назвать органическим свойством поэзии. Сохранение многозначности слова придает поэтическому произведению большую выразительность, неповторимость, особую роль играют ассоциативные связи слова с экстралингвистическими факторами: психологическими, историческими, культурными, социальными. Большое количество употреблений многозначных слов в лирике Мандельштама основывается именно на таких связях. Ярким примером этому может служить наполнение слова «ночь» оттенком «мачеха» (см. № 5, 6, 64), а также употребление слова «ночь» в стихотворении «Рим» (см. № 68), для понимания значений которого требуются широкие нелингвистические знания о творчестве Микеланджело, о периоде диктатуры Муссолини в Италии, о положении самого Мандельштама в воронежский период творчества.
Важно сказать и о звуковых ассоциациях, добавляющих многозначному слову в поэзии Мандельштама особую эмоциональную выразительность. Так, звуковая ассоциация поэта «ночь» — «нож» добавляет слову «ночь» значение «время убийства» (см. № 56). Возможно, созданию этой звуковой ассоциации способствовал фразеологизм «в ножи», устаревший, просторечными, имеющий значение «с ножами на кого-либо напасть, наброситься», употреблявшийся как команда, «…в белых ночах, — нет, в ножах…» — характерное мандельштамовское уточнение. Сравним: «Часто пишется — казнь, а читается правильно — песнь» («Памяти Андрея Белого»).
При рассмотрении значений многозначных слов, чьи значения возникают на основе ассоциативных признаков внутрилингвистического характера, необходимо отметить важность исследования деривационных отношений, поскольку деривационные и ассоциативные связи — важнейшие факторы, определяющие значение слова. Значения мотивированного слова зависят от семантической структуры мотивирующего слова. Так, у Мандельштама дериват слова «ночь» — «ночка» помимо значений слова «ночь», сохраняемых в тексте, приобретает дополнительные значения благодаря суффиксу — к- с его — в данном случае — уменьшительно-уничижительным значением с оттенком горькой иронии. Предшествующий контекст заранее формирует именно такое восприятие слова «ночки», поскольку в нем содержится усилительный повтор мотивирующего и мотивированного слов. См. пример № 52: «Наушники, наушнички мои, // Попомню я воронежские ночки…» (ср. также с № 59, 60, 61).