Код Омега
Шрифт:
— Значит Шульгин, задание, отправка в параллель с биороботами?… Иллюзия.
— Сценарий, что написала ты сама в своем воображении. Типичный для той жизни, что вела. Как можешь написать сейчас что и кого угодно. Будет так. Захочешь — можешь продолжить служить, а нет… Будешь нам помогать другим пришедшим, тем кто уходит.
— А
— Я пережил тебя на пару дней и вернулся сюда как только понял — тебя нет рядом. Что было ждать? Я — та часть меня, что за тобой ходила. Зол был от страха за тебя, я искал, а ты скрывалась: мелькнешь и снова тишина. Когда и где ты вышла — неизвестно было. Заметили вас только в деревушке. Потом опять провал, как будто ты еще в раздумьях: остаться ли здесь, там? Мне показалось, Стесси изгаляется: ты заблудилась из-за нее. Ее судьба была мне не ясна, подумать странно — она и добровольно уйти. Самоубийство что здесь, что в том любом другом из миров не грех, а высшая из глупостей. Никогда самоубийца не встретит тех, кого любил, близких, родных душ. Он лишает себя сопровождения и мается, меж множества параллелей блуждая, пока не рассыплется, так и не найдя приют. То ад его путешествие. Возможно, что его и описывали.
— Колдовство, что приписывали Стесси?
— Всего лишь слово, что более понятно для людей. А что за ним, еще поймут не скоро. Все миры тесно связаны между собой. К нам приносят из них немало, немало и отдают, забирая от нас. Естественные события.
— Данте, Сведенборг?
— Скажем так, кто на какой ступени развития был, тот так и понял. Возьми себя, ты умница, но тоже не сразу приняла тот факт, что ты без тела «мертва», но продолжаешь жить, любить, бороться, идти вперед, хотя ушла с той плоскости, где шаг твой был заметен. Все продолжается, как шло, просто кто-то ушел за кулисы, но не ушел совсем и продолжает жить, творить, готовиться к своему выходу. Деревья на зиму укрыты снегом, им нужен отдых, нужен он и душам, что в суете не замечали многого, забыли о себе и том Истоке, что их породил.
— Я умерла, — сказала, привыкая к этой мысли, уже не страшась ее, но
— Как есть, — развел руками. — Уже не страшно?
Стася улыбнулась в ответ на его улыбку. Стало вдруг легко и спокойно и отступил не только страх, а словно цепи с рук каторжника рухнули оковы тела.
— Не страшно. Ты рядом.
— Я не уходил, — обнял ее и нежно губ коснулся.
Свобода и покой, к которому она стремилась, пробрались внутрь и завладели ею.
— Я и ты? И ничего меж нами? Ни суеты, ни тревог, ни мнения других, ни долга?
— Ничего.
— Но мы родимся вновь?
— Когда захотим. Но вместе, чтобы встретиться опять.
— А твои воины нас проводят?
— И охранят. Помогут нам найти друг друга.
— Узнаем?
Николас рассмеялся:
— Опыт уже есть.
И закружил ее. Как вихрь, частицы его смешались с ее частицами, и каждая смеялась, вздымаясь вверх, не к небу, в свет мрака вселенной, где им подобные, смеясь, кружили и радовались, улетая прочь и разнося по галактикам, мирам и параллелям что чувствовали, знали, любовь свою, что щедро отдавали всему и всем, встречавшимся на пути. И вспышками оглашали вселенную о радости своей.
Но самой яркой из всех были — они.
Иван увидел вспышку в небе, как будто вспыхнула и погасла звезда, и как наяву услышал счастливый Стасин смех, которому вторил другой, мужской, и не иначе Николая.
Капитан нахмурился, тряхнув волосами, и, вздохнув, отошел от окна: прощай, Стася.
— Ну, и долго будем сонных тюленей изображать? Всем спать, завтра в девять на стрельбы. Иштван, увижу с синими за бильярдом, отстраню! — объявил своим бойцам.
"Зеленые" переглянулись и пошли по своим комнатам.
Жизнь продолжается. А как иначе? Она ведь бесконечна.
1 июля — 9 августа. 2007 г.
Вид одежды XI–XII в.
Метр Шаплен. 17 век.