Код Зверя

Иларионова Кира

Вика наблюдала за всем с нарастающим удивлением. Этот неестественный, неправильный праздник напоминал ей пир во время чумы. Казалось, селяне даже не задумывались о том, что творится вокруг. Что земля изъедена ядерными язвами, что с каждой новой минутой умирают люди. Здесь об этом забыли. Здесь не хотели об этом помнить. Или не могли.

Изредка Вика подмечала, как к скованному каменным очагом огню подходили девушки из отряда охотниц. Проверяя готовность жарившегося мяса, они подкидывали в костер пучки сушеной травы. От нее по залу распространялся белесый дымок с чуть сладковатым цветочным запахом. Дождавшись, когда одна из охотниц

вновь направилась к очагу, Вика поднялась из-за стола, махнув рукой спрашивающему ее о чем-то Максу.

— Что это? — угрюмо спросила она, перехватив руку девушки.

Селянкой оказалась Олеся, не признанная Викой сразу из — за

цветастой одежды и распущенных пшеничных волос.

— Ой, не беспокойся, — девушка попыталась осторожно высвободить кисть. — Это та самая особая травка. Что от радиации помогает. Мы ее всегда за ужином жжем.

— Травка, говоришь?

Вика выхватила пучок сухих растений и поднесла к самым глазам. Тонкие вьющиеся стебли, крохотные завядшие бутоны, полупрозрачные, с лиловым отливом лепестки. Девушка втянула воздух и прислушалась к ощущениям. Организм не бил тревоги — он вообще не воспринимал траву как что-то опасное или полезное. Обычные сухие цветы.

Заметив замешательство на лице гостьи, Олеся мягко забрала из ее рук пучок.

— Ну вот, видишь, — хохотнула она, кидая траву в огонь. — Ничего опасного. Расслабься, сегодня ваш праздник.

Погладив плечо нахмурившейся девушки, Олеся улыбнулась и скрылась среди танцующих людей. Вика еще долго рассматривала алые лепестки пламени, укутавшиеся в пушистый дымок, как крестьянка в шаль. И с каждым новым вздохом беспокойство постепенно уходило. Растворялось в белесых сладковатых барашках. Развеселая музыка, казалось, звучала все громче, отдаваясь ударами где-то за грудной клеткой. Мельтешащие цветные наряды селян закружили девушку в хороводе. Кто-то схватил Вику за руку и потянул танцевать. И на ее лицо, вначале несмело, выплыла расслабленная улыбка. Мягкие ладони и яркие теплые глаза селян слились в один пестрый калейдоскоп, как омут, затягивающий ее в беспамятство.

* * *

Макс ушел с пирушки раньше остальных. В определенный момент от непривычной смеси запахов у него начало ныть горло. А может, просто давала о себе знать недавно поврежденная трахея. Так или иначе, но вернулся он в избу первым. Проходя мимо ангара, услышал веселые девичьи голоса, — видимо, селяне не обошли вниманием и оставшихся на посту парней. Улыбаясь, питерец добрался до выделенной ему комнаты и, свалившись на кровать, моментально заснул.

Разбудили Макса мягкие, немного неловкие касания прохладных ладоней и легкое давление на бедра. Едва заметно улыбнувшись, парень замер, ожидая, что же будет делать дальше его ночная гостья. Прикосновение к губам — мимолетное, нерешительное. Длинные пушистые волосы волной стекли на его лицо. До тяжести в животе знакомый, чуть терпкий запах. Лаванда. Макс распахнул глаза. И утонул в изумрудной глубине.

Она была по — детски трогательной и нежной. Пухлые щечки заливал румянец, когда она со стоном запрокидывала голову. Мягкие губы шептали бессвязные милые глупости, а руки искали его ладони. Находя, она цеплялась за них, будто боялась, что в следующее мгновение он исчезнет. И в этих прикосновениях скрывалось больше чувственности, больше доверия и ласки, чем можно было себе представить. Чем простой человек вообще мог себе вообразить. Все остальное

было лишь ненужной мишурой, животными инстинктами плоти. Все, кроме едва слышного шепота.

— Останься… Со мной…

А наутро она исчезла так же быстро и незаметно, как и появилась, оставив после себя лишь смятые простыни. И улыбку на его лице.

ГЛАВА 7. ЛУННЫЕ ЦВЕТЫ

Утро встретило хмурого Мишу головной болью. Точнее сказать, адской головной болью. Пытаясь собрать буквально трещащую по швам черепушку, парень медленно сел на кровати. И тут же почувствовал бедром чье-то тепло. Аккуратно приподняв одеяло, он увидел сладко сопящую девушку. Несколько минут потребовалось, чтобы вспомнить, откуда она взялась и кто вообще такая. Сопротивляющаяся, затянутая белесой дымкой память лениво подкинула Медведю пару расплывчатых картинок вчерашнего вечера. Гулянка, гремящая музыка. Эта милашка, настойчиво тянущая его танцевать. А после — сладкая ночь. Опустив одеяло, парень сполз на край кровати и со стоном встал.

Пока Миша, покачиваясь, собирал разбросанную по полу одежду, дверь с грохотом распахнулась, вызвав в многострадальной голове очередную вспышку боли. На пороге появился так и пышущий энергией прапорщик.

— Косолапый, собирайся. Дело есть, — весело проговорил Чугун, но, заметив скривившуюся физиономию парня, сбавил тон. — О — о-о, малой, эк тебя придавило.

— Товарищ прапорщик, можно чуть — чуть потише? — пробормотал Миша, присаживаясь на кровать и пытаясь сфокусировать разбегающиеся глаза на прапоре.

— Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — выдав скороговорку, Чугун юркнул в коридор.

Спустя пару минут, наполненных для Медведя навязчивым пульсирующим гулом, прапорщик вновь появился в дверях. И с ходу сунул в руки парню деревянную кружку с каким-то отваром, пахнущим травами.

— На вот, — усмехнулся он. — Похмелуху как рукой снимет. Проверено.

— Так я ж не пил, — простонал Медведь, но отвар послушно выхлебал в три глотка.

— Ага, печенькой отравился.

Стоило согревающему вареву прокатиться по пищеводу, как шум в голове Миши и впрямь начал стихать. Взгляд перестал плыть, а руки — трястись, словно у законченного алкоголика.

— Boot, чуешь, как силушка богатырская возвращается? — улыбнулся Чугун. — Ладно, пять минут тебе на сборы, и выступаем. Отец — батюшка уже ждет.

— А куда идем-то?

— Местные попросили подсобить в сборе их чудодейственных цветочков. А нам и не сложно. Что мы, не мужики, в самом-то деле?

Подготовка у педантичного Медведя заняла чуть больше десяти минут. Не получив от старшого конкретных указаний по экипировке, Миша собирался почти как на войну. А выйдя на улицу, с удивлением заметил, что остальные решили идти налегке.

— Ты куда так вырядился, терминатор сельского помола? — хохотнул не в меру веселый Чугун.

— Сказали — сопровождать, — спокойно проговорил Медведь, пожимая плечами. — Вот я и подумал…

— Ладно уже, времени нет, — буркнул Ермолов, кивая головой на переминающихся с ноги на ногу охотниц. — И так задержались.

Выйдя из деревни, отряд направился по проселочной дороге к ржевскому тракту. Освещенные ярким весенним солнцем, по обочинам тянулись огромные поля. На них, как пчелы, суетились селяне: кто-то пахал землю, кто-то выпалывал лишнюю траву, кто-то занимался посевом. Медведь еще в деревне заметил отсутствие