Кодекс чести Вустеров
Шрифт:
Всё поплыло у меня перед глазами. Я понял, на что он намекает.
– Ты не?:
– Вот именно.
– Когда?
Он снова смутился.
– Как раз перед обедом. Если не забыл, она пела в гостиной народные английские песни. Когда я спустился вниз, Стефи сидела за пианино: одна. По крайней мере я решил, что она одна: и внезапно мне пришло в голову, у меня появилась шикарная возможность: понимаешь, я не знал, что Медлин, хоть её и не было видно, тоже находилась в гостиной. Она зашла за ширму в углу, чтобы достать ноты из сундука: и: ну, короче говоря, как раз когда
Честно признаться, я не совсем понял, как говорит Дживз, столь резкого поворота мысли.
– Связывать простыни?
– Пока вы со Споудом разговаривали, я лежал под кроватью, обдумывая ситуацию, и понял, что у меня нет другого выхода, как связать простыни с твоей кровати и спуститься по ним из окна. Я читал про такое в книгах и один раз даже видел в кино. Затем я возьму твою машину и уеду в Лондон. А там видно будет. Может, отправлюсь в Калифорнию.
– В Калифорнию?
– Она в семи тысячах миль отсюда. Вряд ли Споуд последует за мной в Калифорнию.
У меня отвалилась нижняя челюсть.
– Надеюсь, ты не собираешься удрать?
– Естественно, я собираюсь удрать. Причём немедленно. Ты слышал, что сказал Споуд?
– Но ведь ты не боишься Споуда?
– Ещё как боюсь.
– Если не ошибаюсь, ты говорил, он гора мышц и мяса, и с трудом передвигает ноги.
– Говорил. Но тогда он собирался свернуть шею тебе. Сейчас мои взгляды переменились.
– Послушай, Гусик, возьми себя в руки. Не можешь же ты просто так взять и исчезнуть.
– А что мне остается?
– Ну, ты должен остаться и попробовать помириться с Медлин. Ты даже не пытался попросить у неё прощения.
– Нет, пытался. За обедом, когда подали рыбу. Она заморозила меня своим взглядом и принялась делать из хлебных крошек катыши.
Я напряг свои мозги как никогда. Не могло такого быть, чтобы Вустер не выкрутился из любой передряги, и точно: не прошло полминуты, мне стало ясно, как надо действовать.
– Тебе необходимо вернуть свою записную книжку, - сказал я.
– Если ты покажешь её Медлин, и она прочтёт твою писанину, даже ей будет понятно, что ты полез под: э-э-э: обыскивал Стефи с самыми чистыми, непорочными намерениями. Медлин осознает, что твоё поведение было: было: так и вертится на кончике языка: актом отчаяния, вот. Она всё поймёт и простит.
На какое-то мгновение стёкла его очков блеснули лучом надежды.
– Это мысль, - согласился он.
– Где-то ты прав, Берти. Идея совсем не плоха.
– Можешь не сомневаться, она сработает. Как говорится, tout comprendre, c`est tout pardonner.
Стёкла его очков погасли.
– Но как мне вернуть мою книжку? Где она может быть?
– У Стефи её точно нет?
– По-моему, нет. Сам понимаешь, при сложившихся обстоятельствах мои исследования были весьма поверхностными.
– Тогда книжка, скорее всего, у неё в комнате.
–
– Почему? Видишь книгу? Я читал её, пока ты торчал под диваном. По странному совпадению, - я сказал, совпадению, но возможно, это знак свыше, посланный нам с определённой целью, - я как раз дошёл до того места, где банда преступников обыскивает комнату девушки. Так что действуй, Гусик. Не медли. Наверняка Стефи сейчас в гостиной и проторчит там не меньше часа.
– Вообще-то, она ушла в деревню. Приходской священник решил прочитать деревенским матерям лекцию о Святой Земле и проиллюстрировать своё выступление цветными слайдами, а Стефи будет ему аккомпанировать на пианино. И всё же: нет, Берти, не могу. Наверное, ты прав: ты даже наверняка прав: но я боюсь. А вдруг Споуд зайдёт и увидит меня в комнате Стефи?
– Ну, знаешь! Вряд ли Споуд шляется по комнатам девушек.
– Нет, не знаю. Нельзя строить планы, основываясь на столь легкомысленных предложениях. Споуд ещё тот тип. Он может шляться где угодно. Всё кончено, Берти. Моё сердце разбито, моё будущее мертво, и мне ничего не остаётся, как смириться с неизбежным и начать связывать простыни. Помоги мне.
– Мои простыни ты связывать не будешь. Даже не надейся.
– Но, прах побери, моя жизнь в опасности!
– А мне плевать. Я отказываюсь становиться соучастником твоего позорного бегства. Если собираешься улепётывать без оглядки, на меня можешь не рассчитывать.
– И это говорит Берти Вустер?
– Тебе не надоело повторять одно и то же?
– Нет, не надоело. Последний раз спрашиваю, Берти, ты одолжишь мне свои простыни?
– Ни за что.
– Ну, тогда мне придётся куда-нибудь спрятаться, а на рассвете уехать товарным поездом. Прощай, Берти. Я в тебе разочаровался.
– Это я в тебе разочаровался. Ты жалкий трус. Кишка тонка остаться, что?
– Я не трус. А что касается кишок, мне вовсе не хочется, чтобы Споуд начал выяснять, какого они у меня цвета.
Он посмотрел на меня взглядом издыхающего тритона и осторожно приоткрыл дверь. Повертев головой и убедившись, что путь споудободен, он выскользнул из комнаты и был таков; а я, чем сидеть и мучиться, накручивая самого себя, вновь углубился в книгу.
Прошло некоторое время, и неожиданно я ощутил рядом с собой присутствие Дживза. Я не слышал как он вошёл, но, сами понимаете, в этом не было ничего удивительного. Моё подозрение, что невидимый малый перемещается из пункта А в пункт Б по воздуху, давно превратилось в уверенность.
ГЛАВА 7
Само собой, я не стану утверждать, что Дживз ухмылялся, но лицо у него было умиротворённое, и я внезапно вспомнил о том, что начисто вылетело у меня из головы после омерзительной сцены с придурком Финк-Ноттлем, а именно: последний раз, когда я видел Дживза, он отправился звонить секретарю клуба «Юниоры Ганимеда». Я поспешно встал с кресла. Насколько я знал толкового малого, он принёс мне добрые вести.
– Ну, дозвонился секр-ю, Дживз?
– Да, сэр. Мы только что закончили разговаривать.