Кодекс чести

Жуков Вячеслав Владимирович

Ваняшин помотал головой.

– Откуда же мне знать, – сказал лейтенант с некоторым разочарованием.

– О-о, – протянул Грек. – Каждый сосок у нее был, как горлышко у бутылки. Во, какая у меня женщина была, – восхищенно проговорил Грек. На что выслушавший его Ваняшин, не упустил заметить:

– Так, это не женщина. Это самка буйвола. Рогов у нее не было, Сан Саныч?

– Внимание, вон идет наша краля, – сказал Федор, кивнув на тротуар, по которому вышагивала бабеха центнера в полтора весом.

Увидев ее, Грек тихонько присвистнул и сполз по сиденью,

убрав свою усатую физиономию от окна. А Ваняшин с ехидством заметил:

– Везет тебе, Грек, на пышек.

Увидев, что женщина скрылась в подъезде, Федор сказал Греку:

– Ну, пойдем и мы с тобой.

Туманов уже вылез, а Грек задержался в машине.

– Ты чего? – спросил Федор, не понимая, чего Грек медлит. – Пошли.

– Николаич, может, лучше Лешка с тобой пойдет? – попросил Грек. Но майор упрямо помотал головой.

– Ты пойдешь, – сказал Туманов. Причем, сказано это было так, что Грек не решился больше на возражения. Вздохнул протяжно, проклиная судьбу.

Ваняшин скалился в улыбке, когда Грек вылезал из машины.

– Иди, иди. Тебе такие по вкусу. Отведай жирненького, – крикнул Ваняшин.

– Заткнись, – сквозь стиснутые зубы процедил Грек.

* * *

Бывшую подругу вора Китайца звали Оля. Как выяснилось, Оля уже давно была знакома с майором Тумановым и запросто называла его по имени. И глядя на то, как они разговаривают, Грек стал подозревать, что когда-то между ними было нечто особенное, позволившее закрепить отношения. Да и Туманов хорош. До знакомства с Дашей, не стой Лешки Ваняшина, ни одну юбку не пропускал. Да он и сейчас бы с этой лошадью, запросто обошелся бы без него, Грека. На крайний случай, мог взять с собой Лешку Ваняшина. Он, все-таки, помоложе.

Посидев за столом и выпив несколько рюмок водки, хозяйка повеселела. Несколько раз она даже со словами, какой усатенький, дернула Грека за усы. Туманов улыбался. А Грек вдруг понял, что хозяйка положила на него глаз. И Сан Санычу Греку стало нехорошо, когда он представил себя в ее объятиях. Хотел сказать майору, как бы им побыстрее смотаться отсюда, пока бывшая подруга вора не споила их. На Туманова она может и не кинется. А вот по отношению к себе, Грек поручиться не мог, чувствуя, как колени женщины все ближе подвигаются к его коленям.

Подливая в рюмку женщины водку, Туманов как бы невзначай заговорил о ее бывшем любовнике, называя толстушку самой привлекательной женщиной на свете. И сам, не ожидая того, выбил из женщины слезу. Пропустив очередную рюмку водки, Оля всхлипнула и, роняя крупную слезинку, на донышко пустой рюмки, сказала с грустью:

– Только скотина Китайцев, этого не ценит. У него, видишь ли, член перестал на меня вставать. У других встает и ничего. А у него перестал. А почему? – спросила она у Грека, который только что отправил в рот кусок селедки и даже не успел его, как следует разжевать. Толстушка так хлопнула усатого капитана по плечу, что кусок едва не пострял в горле. Откашлявшись, Грек потряс головой и сказал:

– Я не знаю.

Толстушка смахнула набежавшие

на глаза слезы и сказала:

– А я вот знаю.

– Ну почему? – простодушно спросил Грек. Толстушка опрокинула в себя очередную рюмку водки, любезно наполненную майором Тумановым, и сказала:

– Не хер связываться с малолетками. Разве сравнишь прорезь между ног у четырнадцатилетней и мою…

При этих словах Оли, Грек поежился, находя сравнение не подходящим.

– Конечно, у нее там все лучше. Вот он, скотина, на малолеток и кидается. Удовольствия ему больше хочется. А на то, что я пять лет возле него как собачонка была, верой и правдой служила, ему на это наплевать. Лишь бы хер почесать. Ничего, когда-нибудь дочешется.

Туманов скроил не доверчивую физиономию, давая понять, что не верит ни одному сказанному Олей слову.

– Наговариваешь ты на него. Что-то не верится, чтобы Китаец до этого опустился. Да и что соседи скажут, увидев, что он в дом малолеток водит, – сказал Туманов, представляя, что за его словами может последовать. Опьяневшая толстушка, кажется, дошла до такого состояния, когда ей на все было наплевать. И свою несдержанность она готова проявить и в словах.

И Туманов не ошибся. Опустошив очередную рюмку водки, толстушка так хрястнула ее об стол, что рюмка тут же раскололась.

– Ты, Федя, как только что с Луны упал и яйца отшиб. Оттого и вся бестолковость твоя. Что он дурак, водить этих зассых к себе домой. Они к нему приходят на ту квартиру, которую он когда-то для меня купил. А потом, скотина, отнял. Себе оставил. Но у меня ключи от нее остались. Как-нибудь пойду и подожгу его там вместе с зассыхой. Ключики-то вот они, – пьяная женщина достала из своей сумочки ключи, показала, а потом положила их обратно в сумочку. – Вот тогда он узнает, чья дырка лучше.

Когда на столе закончилась водка, толстушка встала и, пошатываясь, пошла в кухню, сказав, что там у нее в холодильнике есть еще парочка бутылок.

– Видал у нее ключи? – спросил Туманов, кивнув на лежащую, на тумбочке дамскую сумочку. Грек сразу сообразил, к чему майор клонит, и ошалело вытаращил на него глаза, помотав при этом головой.

– Я не останусь. Ты что, хочешь, чтобы эта кобыла задавила меня? Зови Лешку Ваняшина. Он у нас спец по бабам, – взмолился Грек.

– Лешка сегодня дежурит в оперативной группе с восьми вечера. Ему нельзя, – сказал майор.

– Тебе нельзя, потому что у тебя Дарья. А Сан Саныч для вас, значит, вроде палочки выручалочки? Ему все можно? Да? – чуть не заплакал Грек.

– Останься с ней, – кивнул Федор на открытую дверь кухни, где маячила толстушка. – Как она уснет, сделаешь слепок от ключей той ее квартиры. Надо, Саша. Понимаешь? – попросил Туманов. И Грек сдался. Но в последней надежде выбраться отсюда вместе с майором, спросил:

– Ну хорошо. Останусь я с ней. А где я пластилин возьму? Или что, посоветуешь мне срисовывать размеры ключей на бумагу?

Туманов молча сунул руку в карман пиджака и достал небольшой, бесформенный кусок жевачки. Протянул Греку.