Кодекс джиннов
Шрифт:
– Дело о похищении принцессы Настюрции. Суд Комитета под председательством Барина сына Ларина, рассмотрев все аспекты вышепоименованного дела, объявляет приговор нижеупомянутым злодеям. Вышеупомянутый суд рассмотрел преступления нижеследующих лиц: граф Энимор и его слуга Брик, барон Черч, придворный волшебник Эйнли и его высочество Коля, принц Альдебаранский. Все пятеро признаны виновными в организации и проведении похищении принцессы, или в содействии оному, или в недоносительстве о подготовке и исполнении оного. Все вышеперечисленные также обвиняются в злостном нарушении общественного порядка и преступном неуважении к Комитету. В качестве наказания
Наступившую тишину нарушил шум падающего тела. Со слабым всхлипом Брик грохнулся в обморок прямо под ноги герольду. Служащий оглядел неподвижное, слабо подрагивающее тело, удовлетворенно кивнул и вышел.
Вместо него в камеру вошли охранники и, грубо схватив арестантов, развели их по маленьким мрачным камерам. Пленники были настолько ошарашены и подавлены случившимся, что не сопротивлялись.
Прошло около получаса, прежде чем Коля понял, что произошло. Всего лишь два дня назад он был принцем Альдебаранским, пусть и самозванным, но все же принцем, почетным гостем Королевства и женихом принцессы. Теперь же он всего лишь арестант, которому предстоит провести остаток жизни в этой камере.
Заступиться за него некому. Король уже использовал свое право помилования, но сумел лишь заменить смертную казнь на пожизненное заключение. Не такую уж он имеет власть в собственном королевстве, – подумал Коля. Затем одернул себя – сейчас не время для размышлений об отношениях Комитета и королевской власти. Надо спасаться самому.
Возможно, могла бы вмешаться принцесса Настюрция. Но как раз из-за нее, вернее, из-за ее исчезновения, все и произошло. При мысли о принцессе Коля вспомнил Лаванду. Он слышал, что девушки пропали вместе. Где они, как с ними обращаются, подумал он.
Коля мужественно поборол в себе желание немедленно завыть в голос, или хотя бы немножко побиться головой об стену. Вместо этого он сел и достал флягу с остатками вигрина. Он вспомнил события прошедшей ночи. Кто бы ни были эти джинны, какие козни они не замышляли, но другого выхода, похоже не было.
Коля взял в руки флягу. Как это там делал Аладдин? – попробовал припомнить он. Затем глубоко вздохнул, зачем-то перекрестился и энергично потер флягу чуть пониже горлышка.
Фляга отреагировала немедленно. Внутри что-то энергично забурлило. Из-под неплотно пригнанной крышечки стал просачиваться легкий дымок. Реакция внутри шла настолько бурно, что фляга дрожала и вырывалась из рук. Через пару секунд она стала ощутимо нагреваться, а дым из щелей резьбы крышечки повалил, как пар из кипящего чайника. Коля сообразил, что надо отвинтить крышечку. Но когда он взялся за металлический колпачок, то с криком отдернул руку – крышечка раскалилась до красноты.
А неизвестный процесс внутри фляги шел полным ходом. Она раскалилась настолько, что ее невозможно стало держать в руках. Давление газа стремительно нарастало, как в паровом котле с неисправным предохранительным клапаном. Стенки фляги стали выгибаться на глазах.
Коля принял единственно правильное в данной ситуации решение. Он бросил флягу в дальний угол камеры, а сам распластался на полу лицом вниз, ногами к эпицентру предполагаемого взрыва и прикрыл голову ладонями.
Бомба рванула не сразу. Примерно полминуты она бурлила, дым с сипением вырывался из горлышка. Фляга вращалась на месте, как ядро, выпущенное из бомбарды. Стало слышно, как внутри
Коля, как всегда при соприкосновении с этой субстанцией, закашлялся. Когда приступ кашля прошел, землянин увидел, что дым собрался в компактный комок, размером с котенка. Он метался по камере, как маленькая комета, оставляя за собой короткий клубящийся хвост.
Дым явно был разумен – его хаотичные движения по камере на глазах становились все более осмысленными. Все чаще и чаще дымный сгусток останавливался у небольшого зарешеченного окошка камеры, как бы прикидывая возможность слинять из камеры.
Коля понял, что пора действовать. Он вспомнил последние указания джинна и громко произнес:
– Раб, займи свое место!
Сгусток дыма замер на месте. Он свернулся в небольшой смерч и покачивался в ожидании. Смерч больше не пытался ускользнуть в окно, но и подчиниться Коле тоже не спешил. Чего-то не хватало. Коля вздохнул, и здесь бюрократия.
– Я приказываю согласно пятнадцатому пункту Кодекса Джиннов!
Теперь все было в порядке. Раздалась уже знакомая ругань, и с дымом стали происходить метаморфозы. Он начал расти на глазах, одновременно густея, становясь вещественным и принимая знакомые очертания. Вот наверху показалась голова в чалме, потом плечи, затем сформировался знакомый необъятный живот и, наконец, коротенькие кривые ноги в расшитых золотом тапочках с загнутыми носами. Дым исчез и перед Колей стоял его старый знакомый – джинн Махмуддин.
Как только он принял человеческий вид, кулон переводчик на шее у Коли заработал в полную силу. Впрочем, ничего нового Коля не услышал.
– Какой сын шелудивого ишака и хромой верблю… Коля, это ты?
– Здравствуйте, Махмуддин-аглай! – вежливый Коля решил, что это будет наилучшим началом для беседы.
– Издеваешься, да? – ворчливо сказал джинн. Потом что-то вспомнил и нехотя добавил, – Слушаю и повинуюсь.
– Оставьте этот тон, Махмуддин. Честное слово, я бы ни за что не вызвал вас, если бы не обстоятельства.
– Обстоятельства-шмостоятельства, – проворчал джинн. – Можно подумать, мне больше делать нечего. Еще и рабом назвал.
– Но, Махмуддин, дорогой мой, войдите в мое положение!
– Войду, войду – довольно двусмысленно пообещал джинн. – Только ты пока быстренько скажи мне, кто тебя надоумил на этот поступок, и я весь в твоем распоряжении.
Коля с облегчением объяснил, что идея отнюдь не его, и рассказал о ночном визите двух джиннов.
– Говоришь у него бородавка на левой щеке? – после недолгого молчания уточнил джинн.
– Ага, противная такая и из нее волос торчит.
Махмуддин задумчиво кивнул.
– А слугу звали Кердым-бей?
– Да.
Махмуддин некоторое время сидел молча, переваривая информацию. Затем внезапно вскочил и принялся бегать по камере. Его необъятный живот при этом мотался из стороны в сторону, немилосердно колотя его по коленям и грозя сбить с ног. Но джинн был настолько поглощен своим занятием, что не обращал внимания на мелкие неудобства – Махмуддин стенал.
– О, мерзкий сын шелудивого шакала и хромой верблюдицы! Продать меня в рабство именно в тот момент, когда милостивый взор падишаха вновь снизошел на меня! И отец его был сыном шакала, и мать его деда…