Кодекс экстремала
Шрифт:
– Меня же первым выбрали! – плача, кричал он. – Меня первым должны отпустить… Сволочи! И здесь кто-то без очереди лезет! Везде номенклатура поганая!
Он сидел на корточках, плечи его вздрагивали. Все смотрели на него.
– Ну, что будем делать? – растягивая пухлые губки в улыбке, спросил Милосердов у Нефедова. – Юноша требует справедливости.
– Я выполнил ваше требование и принес деньги? – спросил Нефедов.
– Безусловно!
– Значит, теперь моя очередь ставить условия.
– Молодой человек! – обратился Милосердов к парню. –
– Сволочи! – рыдал парень. – Все сволочи продажные!
– Я беру тех двоих, – сказал Нефедов и кивнул на нас с Анной.
Милосердов поднял глаза, оценивающе посмотрел на меня, потом – снизу вверх – на Анну и скомандовал:
– Эй вы! На улицу – шагом марш!
Вдруг Моргун, стоявший все это время за спиной шефа, шагнул вперед и отрицательно покачал головой.
– Только бабу!
Милосердов вскинул брови.
– Почему так? Есть причины?
Моргун склонился над ухом шефа и что-то ему шепнул.
– А-а-а! – протянул Милосердов. – Так это и есть тот самый частный детектив? Нет, детектива в последнюю очередь!.. Выпускаем бабу и кучерявого.
Парень, услышав про помилование, отнял руки от лица, выпрямился и кинулся к двери, распахнул ее, но на пороге споткнулся и растянулся на мраморном полу во всю длину. Секач и еще двое боевиков заржали.
– Не ушибся, спринтер?
Парень вскочил, открыл головой вторую дверь и пулей вылетел на улицу, падая на руки омоновцев.
– Эй, мадам! – позвал Секач. – Поторопитесь, а то мы передумаем.
Я опустил ей на спину руку.
– Иди, Анна!
– Без него я не пойду, – неожиданно спокойно и твердо ответила Анна.
– Только без капризов, – сквозь зубы произнес я. – Прошу тебя, не устраивай здесь сцен. Уходи немедленно!
– Вы нарушили мое условие, – сказал Нефедов Милосердову. – Я требовал отпустить этих двоих!
– Какое условие? – заморгал глазками Милосердов. – Вы просили освободить двух человек. Одного я уже освободил, а вторая сопротивляется. Ей здесь больше нравится, наверное. А конкретные личности, полковник, мы с вами не оговаривали.
– Анна! – шептал я и подталкивал ее в спину. – Уходи отсюда к чертовой матери! Я тебя умоляю! Ради нашей любви! Ради меня – уйди отсюда!
– Мы выйдем отсюда вдвоем! – громко сказала Анна. – Бесполезно меня уговаривать.
– Давайте я пойду вместо нее? – снова оживилась толстушка, повернув голову. – Господа, отпустите меня Христа ради!
– Может быть, вам помочь? – Секач стал приближаться к нам с шутовскими ужимками. – Или вынести на ручках?
– Пошел вон, – ответил я ему.
– Шеф! – возмутился Секач. – А они хамят!
– Вы позволите мне поговорить с ними? – спросил Нефедов у Милосердова.
– Полминуты.
Леша, который все это время охранял вход в красную комнату, приблизился к Милосердову и сказал:
– Шеф, этих двоих надо отпустить. Это будет ваш сильный ход…
Нефедов подошел к нам.
– Вот что,
– Нет, – перебила его Анна. – Без Кирилла я отсюда не выйду.
– Ну вот что! – теряя терпение, произнес я. – Хватит здесь разыгрывать партизанку! Хватит впадать в детство! Не тот случай, Анна! Прекрати этот идиотский спектакль патриотов! Выметайся, и чтобы я тебя здесь не видел!
Я кинул взгляд на Нефедова. Он понял меня: схватил Анну за руку и потянул за собой. Анна вдруг замахнулась сумочкой и ударила Нефедова по голове.
– Отцепись! Отпусти меня! Я ненавижу тебя! Не смей прикасаться ко мне!..
Она вырвалась, подбежала ко мне, сверкнула глазами, полными гнева.
– Что скрипишь зубами, предатель! – произнесла она. – На что ты меня толкаешь? А на моем месте ты поступил бы так же? Ты бы меня бросил, да?!
– Да! – закричал я. – Да! Ни видеть, ни слышать тебя не хочу! Убирайся!
Нефедов подошел к Милосердову.
– За него я принесу наркотики. Постараюсь добыть и оружие… Отпусти его, – добавил он тише, с мольбой. – Отпусти обоих, Милосердов, не бери грех на душу…
– Надо отпустить, шеф, – с другой стороны снова стал просить Леша.
– Полковник, вы не деловой человек! – хмыкнул Милосердов. – Какие наркотики? За кого вы нас принимаете? Я политик, за мной идет народ! А вы – наркотики…
– Да чо с ней церемониться! – вдруг сорвался с места Секач, быстро подошел к Анне и схватил ее за волосы. – На улицу, сука!
Он пригнул ее голову и толкнул к двери. Анна устояла на ногах, развернула левое плечо и сильно замахнулась. Мы ударили Секача почти одновременно: Анна залепила ему звонкую пощечину, а я, задней мыслью понимая, что мы подписываем себе смертный приговор, со стоном наслаждения заехал ему кулаком в подбородок. Секач рухнул на кассовую стойку, и вслед за этим события понеслись со страшной скоростью. Оглушительно застучала автоматная очередь, погас свет, раздался обвальный грохот бьющегося стекла, истошно завизжали женщины.
– На пол! – диким голосом кричал Нефедов. – Все на пол!
Рядом трещала стойка, раздавались выстрелы, короткие вспышки вырывали из темноты силуэты людей с оружием, над полом потянуло холодным сквозняком. Я лежал сверху Анны, прикрывая ее собой. Под чьей-то подошвой хрустнули осколки стекла. За стойкой страшным голосом кричал человек, ругался матом и умолял добить. Несколько человек позади нас выбивали прикладами остатки стекол в оконных рамах и срывали жалюзи. С улицы ударили мощные прожекторы, заливая зал молочно-белым светом. Я видел только полусогнутые фигуры омоновцев и лежащих на полу людей. Над ними плоскими струями покачивался дым.