Кодекс Хранителя
Шрифт:
— Рекомендую сначала остыть.
— Что? — растерялся Горр, который сам не понял, почему после перепалки с Ррухи прилетел сюда.
— Сначала остынь, потом анализы у нее бери. Портить фею не позволю, — пояснил Рубин и, отряхнув руки от скорлупы, вынул из голопроектора кристалл. Уложив его в ящик, вставил в проектор новый и запустил запись.
— Она меня бесит, — процедил Горр, вспоминая Ррухи и потирая татуировку.
Рубин скользнул по ней взглядом и хмыкнул:
— Рассосётся…
Горр опять не понял и помрачнел ещё больше. На голоэкране мелькали толпы студентов, прущие через ворота. Запись
— Рассказывай, я слушаю…
Горр и рассказал, не отрывая взгляда от мерно вертящегося тела перед ним.
— Ну… и? Есть мысли по этому поводу? Почему она на амулет взбеленилась? — Он остановил запись и начал внимательно всматриваться в экран.
— Да разве дело в амулете? — Оборотень нырнул за ним в карман и начал внимательно рассматривать. — Речь вообще шла о подругах… Но я врач, понимаешь, нас какой уже год учат пациентов и умерших из чувств и переживаний вычёркивать. Да и не могу я реветь, как баба…
Рубин оторвал взгляд от экрана и взглянул на амулет. На миг замер, с удивлением узнав безделушку в руках Горра.
— А что это? — спросил он на всякий случай.
— Амулет стабилизации, от матери достался, — пожал плечами Горр.
— Надо же. — Рубин задумчиво взглянул на мелкую кругляшку в его руке. — Дай угадаю, амулет передается у вас в семье из поколения в поколение, и ты даже умудрился его надеть на Ррухи.
— Ну да… А откуда ты…
— Спрячь его. И больше никому не показывай, и ни на чью шею, кроме своей, не надевай. Запомни это, как самые страшные молитвы…
— Я понял… но не понял. — Горр нахмурился, кинул последний взгляд на амулет и спрятал в карман. Казалось, в его голове натужно заскрипели шестерёнки.
— Иди уже, — поморщился Рубин, включая запись. — Не мешай.
Бросив последний взгляд на фею, Горр ушел. А Рубин невидящим взглядом смотрел на экран, мыслью вернувшись к мелкой кругляшке с затертым изображением змеи и следами от некогда богатой инкрустации.
— Амулет стабилизации, — хмыкнул он себе под нос. — Да им убить можно, если надеть не на того, на кого следует…
Опять выключив запись, он раздражённо пересек палату, раскрыл шторы и выглянул на улицу. Столб качественно напоминал о том, что действовать надо осторожно. Дверь за спиной опять отворилась.
— Эй, Рубин, там сейчас на смену из артефакторского придут, а к тебе очень важное дело… — Самсон влетел в палату с блестящей бумажкой в руках. — Наклеишь на столб, очень надо…
Взяв бумажку с аккуратно вымалеванным на ней символом, Рубин вновь покосился на окно:
— Это что, стыд отключает?
— А как же, ну, ты и активируй заодно, — усмехнулся Самсон и, нагло усевшись на кресло, включил голопроектор.
— Нашел что-то?
— Тетрадь с ручкой на столе, там записал… — Рубин спрятал бумажку в карман и, не прощаясь, вышел. Самсон в свою очередь потянул тетрадь, просмотрел тройку скудных записей. Дверь снова хлопнула, пропуская обвешанного амулетами очкарика.
— Принимай работу, — кивнул Виртуозов на тетрадь и смылся дальше. Обойти стоило еще многих.
* * *
Солнце медленно плыло по небосводу. Все ещё был день, и снаружи нещадно пекло. Принц сидел на земле, прижав колени к груди и упершись спиной на горячий столб. Голова гудела, а венценосная
Во-первых, в него все тыкали пальцами. Особо наглые подходили совсем близко и старались рассмотреть, а то и задеть носком: не каждый день увидишь дайкирийский флаг на трусах Его Высочества. Во-вторых, он боялся, что журналиста не поймают, и произошедшее тем самым просочится в «Столичный вестник». В-третьих, солнце продолжало жарить, превращая белые плечи в красное болезненное нечто. Честно говоря, принц побаивался отключиться от перегрева, а ведь он реально мог такое учудить, причем запросто.
Неожиданно кто-то загородил собой солнце, и Дрейк сразу же вскинул голову. Разглядеть чужое лицо оказалось сложной задачей.
Рубин тем временем возвышался над ним и недовольно хмурил брови.
— Отдыхаете, Ваше Высочество? — бодро поинтересовался он, оценивая состояние.
— Любуюсь красотами. — Максимилиан слегка поморщился, меняя позу.
— Вечером веселье будет, — предупредил Рубин и вытащил из кармана врученную Самсоном бумажку. — Хоть бери и тотализатор устраивай…
Принц нахмурился, наблюдая за тем, как бумажка прилипла к столбу четко над его головой.
— Что это? — Голос его не выдавал никаких эмоций.
— Это? — адепт улыбнулся. — Да так… ничего особенного, стыд отключает.
— Совсем? — Дрейк недоверчиво покосился на бумажку, потом опять взглянул собеседнику в глаза.
— Абсолютно, — подтвердил Трахтенберг, довольно пялясь на невольного узника.
— Зачем? — Максимилиан нутром чуял, что это не просто бумажка: адепты никогда и ничего просто так не делали.
— Ночью узнаете, Ваше Высочество, — совсем непривычно повеселел Трахтенберг и быстро ретировался. Максимилиан опять покосился вверх. Но как ни старался — разглядеть написанного не мог. Глаз на затылке не было, а чтобы прочесть записку, нужно было как минимум развернуться на сто восемьдесят градусов.
Ждать ночи уж точно не хотелось, а значит, так или иначе, но нужно постараться вытащить руки из кандалов. Увы, как Максимилиан ни старался, ничего не получалось. С каждым разом ему казалось, что браслеты становятся туже и все сильнее стискивают запястья. В какой-то момент он просто перестал ощущать их, к тому же дал знать о себе пустой желудок. Не привыкший голодать, принц неожиданно понял, что влип по полной…
В это же время, покосившись на свою подчинённую, Эвереста раскрыла недавно обновившуюся газету и хмыкнула.