Кодекс Крови. Книга ХIV
Шрифт:
Больше меня беспокоил другой вопрос. Ольга перенеслась в мир тотемов очень и очень давно. За это время в её родном мире могло всё настолько кардинально измениться, что на месте её бывшего дома вполне мог оказаться вулкан или океаническая впадина.
Я задумался, прикидывая варианты. А если попробовать построить портал, ориентируясь на мать Ольги? Конечно, если она умерла давным-давно, то может ничего и не выйти. Но когда-то первостихия земли показала мне прецедент с временной петлёй. Что если попытаться сосредоточиться на облике матери и перенестись во временной период и место, близкие к воспоминанию? Тогда прибавится
Я решил рискнуть. В крайнем случае, просто ничего не выйдет и буду искать другие варианты. В памяти всплыло лицо женщины в окне: мельчайшие морщинки, родинка на щеке, тонкие губы, чуть заострённый подбородок и дрожащие пальцы с папиросой в руках. А ещё удивительно тёплый взгляд, адресованный дочери. Чуть виноватый, но бесконечно любящий.
Я сам не понял, когда перед нами открылось зеркало портала. С нашей стороны господствовала тьма ночи, в то время как с обратной стороны царил морозный зимний день. Вот только я хоть убей не понимал, где мы оказались. Это совершенно точно не было местом из воспоминаний Ольги.
Вокруг в пределах видимости стояли невысокие оградки, внутри которых под пушистым снежным одеялом лежали холмики с каменными плитами и крестами.
Ольга словно заворожённая громко сглотнула и вышла из портала. Я последовал за ней. Стоило переступить грань разрыва ткани миров, как на меня накинулся сосущий голод. Воздуха не хватало, а сердце захлёбывалось от тяжести проталкиваемой крови.
— Какого… — выругался я сквозь зубы.
— Добро пожаловать в мир без магии, — печально отозвалась Ольга и, сливаясь с белоснежным безмолвием места своим платьем, двинулась по тропинке между оградок. Шагала она быстро и легко, будто плыла над сугробами.
Судя по тому, что ей здесь было легко, эмоции питали её даже в безмагическом мире.
«Что ж, если в этом мире нет магии, то есть хотя бы люди, а в них течёт кровь, — успокоил я сам себя, — без подпитки не останусь».
Однако же общий магический фон ощущался здесь даже не на нуле, а на минусовой отметке. Как такое могло получиться, я даже не представлял.
— Не знаю, но у меня всегда было ощущение, что этот мир всеми силами пытался от меня избавиться, — тихо ответила на мой невысказанный вопрос эмпатка. — Будто моя душа была здесь лишней. И избавился. Ни в одной из двух прошлых жизней я не дожила даже до тридцати.
Говоря это, Ольга остановилась на углу у очередной ограды и указала подбородком внутрь.
Там, сгорбившись, на деревянной лавочке сидела женщина, виденная мною в воспоминаниях Ольги. Выглядела она измождённой, больше напоминая скелет, обтянутый кожей. Папиросы выкуривались ею одна за другой, а по серому морщинистому лицу текли слёзы.
Женщина безотрывно смотрела на гранитную плиту, у основания которой лежал маленький букетик белых и красных гвоздик. На плите же был вырезан портрет молодой девушки с русыми волосами. Внешность она имела ничем не примечательную, если бы не глаза. Весёлый взгляд не то со смешинками, не то с девичьей дерзостью проникал в душу без спроса. Это был взгляд Ольги. Под портретом выбили даты рождения и смерти.
На снежном холмике лежала конструкция из искусственных цветов и чёрной ленты с надписью «От коллег ГОБУЗ Боровичской ЦРБ».
— Что это за надпись? —
— Никому нет дела до мёртвых, — грустно отреагировала Ольга, не сводя взгляда с матери, а та, наконец, нас заметила.
— Хоть кто-то вспомнил, — сухой скрипучий голос напоминал треск поленьев в горящем камине. — В первый год ещё приходили друзья, однокурсники, коллеги и пациенты… На второй — кое-кто из друзей и коллег навестил, а на третий… вот… один венок, и тот…
У матери не хватало слов, чтобы выразить свою боль. Слёзы лились градом, но она их не замечала, снова трясущимися руками поджигая сигарету.
Ольгу раздирало от боли, она держалась как могла, но на месте её души зияла огромная кровоточащая рана.
Я впервые задумался, что, оказывается, был счастливчиком, умирая сиротой. По мне тосковала лишь Тильда, и та знала, что мою душу можно и нужно отыскать со временем, что она и сделала. А обычной женщине в безмагическом мире и в голову не могло прийти, что её дочь могла где-то переродиться и вновь прийти к матери спустя годы. Горе сжирало мать заживо, заставляя каждое утро стоять с чашкой кофе и смотреть в окно. Только дочь всё не возвращалась. И раз в году бедная женщина решалась посмотреть правде в глаза и прийти сюда.
Не знаю, как Ольга, а я не выдержал. Лишённый материнского тепла, я искренне болел душой за эту женщину. Вспомнив волну неодобрения от Ольги к папиросе в воспоминаниях, я осторожно присел рядом и забрал тлеющий окурок из рук убитой горем матери.
— Отпустите её… — слова сами лились из меня от чистого сердца. — Отпустите… Поверьте, она бы не одобрила ваше горе спустя годы.
— Вы же знали, какая она! — всхлипнула женщина. — Добрая, весёлая, всех понимающая… Как я могу отпустить ребёнка, который не успел прожить и трети своей жизни? Почему забрали её, а не меня? Почему она, молодая и красивая, смотрит на нас с могильного камня, а я, старая и дряхлая, сижу здесь и не могу сдохнуть от этой *** обструкции, чтобы присоединиться к ней?
Вопросы были больными и резали без ножа. Ольга присела рядом с матерью и обняла её трясущимися руками, положив голову той на плечо.
— Её время настало, — тихо заговорила эмпатка, окутывая мать коконом любви и заботы, забирая из её сердца всю ту боль, что годами разъедала душу. — Но вам торопиться не стоит. Ваша дочь… счастлива, — с заминкой произнесла Ольга. — Она живёт в другом мире и всё так же помогает людям, как и в этой жизни. У неё есть муж, готовый пойти против всех богов ради её безопасности, а будет ещё и ребёнок. Она счастлива. Но даже в другом мире она чувствует вашу боль и страдает. Отпустите её… Живите дальше и помогите ей избавиться от боли за вас и ваше будущее…
— Правда? — глаза матери светились убийственной надеждой. Ей и хотелось верить двум незнакомцам на кладбище, и в то же время застарелая боль, вцепившаяся когтями в сердце, не желала отступать так легко.
— Правда, — кивнул уже я. — Смерть не так страшна, как кажется. Это лишь окончание одной главы книги и переход к следующей. Смерть — это только начало. Вашей дочери она подарила счастливую жизнь. Не стоит печалиться её счастьем.
— Н-но… кто вы, чтобы говорить о таком?
Вопрос повис в морозном воздухе, я же даже не пытался подобрать какой-нибудь аналог из местного фольклора, надеясь на помощь Ольги.