Кодекс Крови. Книга V
Шрифт:
— Отвечая с некоторым опозданием на ваш вопрос, брат лежит под наблюдением невесты в лечебнице с подозрением на очередное магическое выгорание. Для того, чтобы ко мне пробиться через заклинание князя Рюгена, он воспользовался помощью богов. Но разница уровней была весьма значительна… — девушка опустила взгляд в пол, выражая искреннюю печаль. — Поэтому с вами беседую я от лица двух родов, хоть фактически являюсь главой лишь одного.
Ненавязчиво Кирана продемонстрировала перстень с виноградной гроздью, подтверждая свои слова и божественный выбор.
— Где гарантия, что вы не вернулись и не добили Михельса Исбьерна?
Кирана
— Призываю тотемы в свидетели и клянусь, что род Комариных и род Виноградовых не причастен к смерти Михельса Исбьерна.
Над ладонью девушки засияла гроздь винограда и маленький комарик, подтверждая истинность клятвы. Императору пришлось проглотить все возражения. Клятвы такого рода не обмануть и не нарушить.
— Почему послание вскрыли лишь спустя двое суток? — хмурился император, пытаясь выстроить собственную линию поведения в предстоящем международном дипломатическом конфликте. В том, что он последует, не приходилось сомневаться. Но одно дело предъявить претензию датской короне по поводу недопустимого поведения её подданного, и другое — отвечать за убийство одного из столпов военной мощи страны. Правильно заметила Вулканова, нет тела — нет доказательств.
— Брат был при смерти, договаривались с тотемом-покровителем о выделении временного перстня для вскрытия вашего послания.
Хм, а вот об этом Пётр Алексеевич как-то не подумал, адресуя письмо главе рода Комариных.
— Почему не уничтожили тело князя Рюгена? — император задавал вопросы, желая прояснить для себя некоторые моменты. Он бездумно перекатывал между пальцев ещё один багровый макр, словно монетку.
— Михаил прекрасно осознавал, какие проблемы повлекла бы за собой смерть Исбьерна. Предполагаю, что он специально оставил князя живым. Любая ментальная проверка доказала бы, что мы не убивали этого урода, хоть и были в своём праве. — Татуировка девушки вновь полыхнула пламенем, уже более явно. — Чуть придя в себя, он смог бы выбраться оттуда и вряд ли поднял бы скандал, ведь ментальная проверка была бы всецело на моей стороне. О смерти Исбьерна я вообще узнала от Лавинии. Не скажу, что я не испытала морального удовлетворения, но и разом представила, насколько усложнится наша позиция, если не будет вашей поддержки. А тут ещё и ваше письмо пришло. Пришлось покровителей подключать для помощи.
Пётр Алексеевич с удивлением понял, что он несколько завидует тому, с какой лёгкостью эта семья общается с богами. Сначала Михаил, теперь Кирана. С Кречетами покровитель не общался уже долгие годы. А здесь… Мысль заполучить к себе в семью кого-то из любимчиков богов всё более крепла в сознании императора. Вот только в случае с Михаилом они уже проворонили момент, а в случае с Кираной им на руку могли сыграть её наивность и незнание реалий этого мира. Видимо, что-то отразилось у него на лице, ведь все три девушки разом нахмурились.
«Ох, Кречет всемогущий, да он же думает, в точности как его дед!» — эта мысль несколько отрезвила императора, ведь перед ним сидело живое доказательство, что далеко не всегда императорская семья может получить всё, что пожелает.
«А ведь они — действующие главы родов! Они обязаны выполнять волю своих покровителей. А там на первом месте стоит „плодитесь и размножайтесь“, а не растворяйтесь в роду императора и рожайте наследников
Ум императора искал выход из сложившейся ситуации без применения силы и шантажа. Опыт подсказывал, что вариант существует, нужно лишь хорошенько подумать. А пока первым шагом для установления будущих родственных связей станет отстаивание интересов Кираны в вопросе с князем Рюгена. Его вассалам нанесено кровное оскорбление, кому как не ему выступать посредником в решении щекотливой ситуации? Давненько он не был в заграничных поездках. Да и как гласит военная мудрость: «Лучшая защита — это нападение!»
«Что ж, посмотрим, Мадлен, кто и кому ещё должен окажется!»
Я наблюдал за ведением переговоров из потайной комнаты, спрятанной за фальшпанелью у камина. Лицо императора я видел прекрасно. В зависимости от получаемой информации он злился, раздражался, радовался и очень много думал. Его блуждающий взгляд, подмечающий различные мелочи при общении с девушками, то и дело фокусировался на деталях, собирая их в общую картину. Макр и клятва произвели на него впечатление, но и периодические взгляды на неприметный перстенёк, светящийся неизменно белым, намекали, что император не дурак и привык перепроверять всю получаемую информацию.
Нужно отдать должное Киране, она вела себя идеально с учётом минимального времени, затраченного на обучение манерам. Даже в щекотливых вопросах она умудрялась разбавлять полуправдой все ответы. Но вся наша афера не удалась бы без помощи Комаро и Винограда. Кирана свой перстень главы рода получила сразу, а вот золотой перстень Комаро ни в какую не желал выделять. В итоге мы сторговались, что он создаёт перстень для моего будущего наследника, раз уж Тэймэй умудрилась «осчастливить» меня, а пока хранительницей перстня без права ношения побудет сестра. Насчёт последнего условия Комаро был непреклонен.
Момент, когда в глазах императора зажёгся алчный огонёк, заметили все. Даже без отправки комарих я мог прочитать его мысли. Нас с Кираной делили, как шкуру неубитого медведя. Лишь наткнувшись взглядом на Вулканову, Пётр Алексеевич чуточку протрезвел в своих желаниях, видя живое воплощение аналогичного поведения собственного деда. Однако отрезветь не значит отказаться.
«Боги, я думал с возвращением сестры наконец-то смогу передохнуть, вы же только и успеваете подкинуть мне варианты отчего передохнуть!»
А ведь предстоял ещё не менее сложный разговор с Тэймэй. Если она со своей богиней думает, что я спущу с рук незапланированного наследника или, и того больше, просто не буду претендовать на этого ребёнка, то они очень сильно ошибаются. И дело даже не во внезапно проснувшихся отцовских чувствах, которых пока нет и в помине. Всё гораздо проще. Это моя кровь, а значит, и главный способ манипуляции мною. Держать на другом конце мира подобную бомбу замедленного действия и надеяться, что она не рванёт — форменное безумие и беспрецедентная наивность. Ни тем, ни другим я не страдаю, а потому плевать я хотел на планы некой Вишнёвой кицуне и её девятихвостой последовательницы. Их не интересовало моё мнение, теперь меня не будет интересовать их. Вот только девять месяцев нервного ожидания меня категорически не устраивали.