Кодекс Люцифера
Шрифт:
– И что там с этим ребенком? Он умер и кто-то должен позаботиться о его погребении?
Андрею пришлось приложить немало усилий, чтобы улыбка не сползла с его лица.
– Моя просьба не связана с такими трагическими событиями, госпожа. Скорее с радостными. Моя знакомая хотела бы забрать ребенка из приюта и оставить его себе, но мужчина, отдавший ребенка в приют, позаботился о том, чтобы этого не случилось.
– Возможно, он отдает себе отчет в своих поступках?
– Он просто хочет держать все под своим контролем.
– Почему бы вам не обратиться
– Так и есть.
– Ну вот видите.
– Просто я не могу себе представить причину, по которой бы ваш супруг, чрезвычайно уважаемый верховный судья, не отказал бы в моей просьбе или по меньшей мер ене поинтересовался бы у виновника всего этого горя, почему он желает, чтобы ребенок оставался в приюте.
Андрей и сам поражался, что за вычурные выражения вылетают у него изо рта, хотя он куда охотнее плюнул бы в лицо этой чопорной даме в роскошных одеждах, сидящей в окружении выдающихся произведений искусства. Он вызвал в памяти картину, как эта дама стояла на коленях на ложе мастера Ското с задранными юбками и умоляла его, и слова, которые она использовала, пока алхимик исполнял ее желание, и все это было слышно не только возле дверей, но и на самой улице.
– Но у меня есть причина защищать вас в этом непристойном деле?
– Скажем так: я надеялся, что вы захотите помочь мне в память о старых добрых временах и наших общих знакомых.
Он понял, что она догадалась, куда он ведет. Но она должна была быть уверена, одних догадок ей мало.
– И кто же этот наш общий знакомый? Ваш бывший хозяин?
Андрей решил до конца насладиться моментом.
– Джованни Ското.
Она пристально разглядывала его.
– Кхм, – наконец произнесла она. Затем бросила через плечо, даже не потрудившись оглянуться: – Оставь нас одних.
Горничная выскользнула за дверь. Андрей воспользовался этой заминкой, чтобы убрать улыбку с лица: оттого что он не переставая скалился, у него уже болели мышцы.
– Какой хорошенький паренек, – задумчиво произнесла мадам Лобкович и по-новому взглянула на Андрея. – Такая прелестная маска и такое изящное, тонкое тело; даже этот разноцветный костюм по испанской моде тебе к лицу. А при эхом ты насквозь прогнил.
Андрей не отвечал.
– Да еще и ловкач, – гнула свою линию женщина. – Ни одного сомнительного слова, пока мы тут были втроем. Ни единого намека на подленькую, жалкую попытку давления, такую обычную для подобных гадов. – Она перевела дух. – Я бы нашла другие слова, которые бы точнее назвали тебя, жалкое ничтожество, не будь я приличной дамой.
«Не беспокойся, мне прекрасно известны все твои цветистые выражения», – подумал Андрей. Он встретился с ней взглядом и понял, до какой степени смущало ее его молчание.
– Кстати, я все буду отрицать. Кто тебе поверит, если дело дойдет до твоего слова против моего?
– Всем известно, что ваше слово куда больше
– Кто бы сомневался!
– Тем скорее все начнут задаваться вопросом – зачем это мне надо было стараться очернить вас, если я прекрасно знал, что это бесполезно?
Женщина поджала губы.
– Позвольте мне успокоить вас, милостивая сударыня. Я не собираюсь компрометировать вас, совсем наоборот. Я просто высказал свою просьбу, только и всего.
– Не собираешься компрометировать? Каков нахал! Или ты считаешь, что я не в состоянии успокоить своего супруга, как бы ты ни прыскал ядом?
– Разумеется, я в этом не сомневаюсь.
Она прищурилась. Беспомощность неожиданно вызвала приступ страха.
– Кайзер? – прошептала она.
Андрей упорно молчал.
– Это так на тебя похоже, – прошипела она. – Наконец, то новая история, верно? Что, что ты хочешь рассказать ему? Что Маргарете Лобкович покончила с бывшим алхимиком его величества и теперь пылает желанием заполучить самого его величество между ног? Ты бы с удовольствием это сделал, да, маленькая свинья, я тебя насквозь вижу. А кайзер? Да всем известно, что он вдувает служанкам на кухне, потому что женщины его круга его не возбуждают, а его невеста вынуждена довольствоваться его братом! – Она рванула тесный воротник. Лицо ее кривилось от злобы. – А я, чем я для него лучше служанки? Разве я смогла бы отказать ему и не навлечь на семью разорение? Ты все точно рассчитал, гаденыш, понял, чем надо угрожать мне: что ты откроешь эту мерзкую тайну обо мне и так лишишь меня власти! Я желаю тебе, чтобы ты своими глазами увидел, как издохнут твоя сука вместе со своим ублюдком, прежде чем тебя заживо сожгут!
Каким-то образом Андрею удалось сохранить самообладание. Он испытывал изумление пополам с ужасом – каким действенным оказалось его молчание. Если все хорошенько обдумать, то он не угрожал ей и не давил на нее. Она сама все сделала, она сама произнесла все роковые слова, а что до того, чтобы вовлечь в эту игру еще и кайзера Рудольфа, – это ему бы в жизни в голову не пришло. Он тщетно задавал себе вопрос – как так могло получиться, что она столь быстро пришла к мысли, что кайзер Рудольф хочет к ней пристроиться, и одновременно смотрел, как она потихоньку успокаивается. В глазах ее запрыгали чертики.
– Или речь здесь идет о тебе самом, коротышка? Может, ты сам хочешь кое-что получить от меня? Что ты успел рассмотреть, когда был слугой у Джованни Ското? Мечтал ли ты о моей заднице, когда втихаря дергал свой шпенек-Представлял ли ты себе мой передок, когда трахал свою маленькую шлюшку? Мечтаешь ли ты обо мне и о самом классном траханье твоей жизни? – Она пристально рассматривала его. – Похоже, я угадала твои тайные желания, да, мой сладкий?
Андрей мог бы ответить ей, что она, как никогда, была далека от разгадки. Однако он почувствовал, что еще немного – и ей удастся использовать против него его же оружие. И его инстинкт подсказал ответ, который больше всего уязвит ее, пока она не поймет, что к чему.