Кодекс Охотника. Книга VIII
Шрифт:
Распутин с самого утра не мог нормально сосредоточиться, и у него ужасно болела голова. Такое состояние было у него не часто, а лишь в исключительные моменты, когда что-то шло не по его плану. Себя он считал исключительно уникальным человеком, и ошибаться не любил.
Дед преподал ему хорошую науку, и поставил самооценку, согласно которой тот теперь следует по жизни.
— Интересно... — протянул он, вставая из постели. — Что могло пойти не так? Неужели та потаскуха не смогла
Если это так, то очень обидно. Он долго подбирал кандидатку, которая сможет растопить каменное сердце графа, и шептать нужные мысли в важные моменты.
Распутин немало сделал для объединения французской знати против Империи, но все равно считал, что этого мало, а потому, день за днем, искал все новых союзников, и находил ключик к их сердцам.
Одному нужно было пообещать земли, другим восстановить справедливость, убив обидчика, которого официально было не одолеть, а после такого, мало того, что нужный человек переходил на его сторону, так еще Распутин получал против него железный компромат на будущее.
— Нет... Мирель была отличной кандидаткой, — прошептал Распутин. — Она не могла провалиться, я чувствую здесь что-то другое. Вопрос только, что?
Великий мозг этого тайного кукловода даже подумать не мог, что причина в одном маленьком бароне, которого он решил убрать, чтобы привычно поломать планы кому-то более крутому.
А ведь она была именной такой. Он специально захотел влезть в игру Алмазного Короля, и показать тому, что он проиграл, и его жертва пала от другого. Это должно было нарушить его состояние и самоконтроль.
Игрок всегда знает, чем задеть другого игрока. А Распутин был игроком, и играл он на чужих судьбах.
Доброхотов же получил слишком много власти в Империи. Непонятно, сколько в нем было патриотизма, а сколько от желания сохранить свое, но герцог очень рьяно боролся против врагов Империи, выделяя на это много денег и средств, а также тратя свое бесценное время.
Уже несколько раз их интересы заочно сталкивались по всему миру, и Распутин уже понял, что в именно в делах Империи, Доброхотов бился до последнего.
А еще, конечно же Галактионовы. Род, считавшийся мертвым. Род, так многое отобравший у его семьи. Распутин хоть и был баснословно богат, но не любил тратить средства впустую. Если одним выстрелом можно убить двух зайцев — он так и делал.
В дверь постучали, и Георгий понял, что сейчас все узнает. Но не спешил впускать слугу.
Он дал себе еще один шанс, и напряг мозг, пытаясь найти тот момент, где мог прогадать, и где ошибся.
ТОЧНО! Его осенило! Наверняка это дело было связано с Вербицким, старый плут, который наверняка так просто не проглотил слова обиды.
Распутин понимал в тот момент, что может пережать обиженного князя, но решил рискнуть. Если все получилось
— Разрешаю! — дал свое позволение Распутин слуге, который должен был подать ему тапки, и сообщить самые свежие новости.
Дверь отворилась, но зашел не слуга. Зашел его личный начальник охраны.
Распутин напрягся.
Любомира он видел не так часто в последнее время. Тот все больше и больше уходил в свои фанатичные тренировки, и загонял при этом гвардию до состояния, близкого к смерти. Впрочем, умирали люди нередко на таких тренировках, зато после них их можно было назвать настоящими машинами для убийств.
— Что случилось, Любомир? — в его присутствии не хотелось сидеть, и он встал.
— Мертвы... — сухо ответил Любомир, и сжал от ярости кулаки, да так, что Григорий услышал отчетливый хруст.
— Кто?
— Все... — перешел на рык Любомир.
Такое состояние у него было нечасто.
Обычно, это было когда у него не получалось получить то, чего он желал. Например, когда очередная дама для вечера отказывала ему, ну или когда задевали его воинскую гордость.
Что с такими дамами случалось потом, история умалчивает, а вот что с мастерами клинка, посмевшими его тронуть — как раз известно.
Любомир был настолько фанатичен, что преследовал их, и добивался честного поединка, в котором с удовольствием убивал обидчика.
Что примечательно — оскорбить Любомира было очень легко. Однажды он отпросился в командировку в далекую Японию, где его назвали острым лишь на язык, а на деле глупым бездарем. Весь разговор происходил в переписке по сети, но Люба их нашел... И доказал, что он лучший.
— Так, стоять! — рявкнул Распутин, и активировал свою ауру, которая должна была привести Любомира в чувство. — Я запрещаю тебе психовать в моей спальне! Говори, что случилось!
Знал он, как тот психует, и что потом приходится делать перестройку, а спальня ему дорога, как память. Когда-то у него была такая, пока ее не отобрали.
— Кхм... — едва взял себя в руки Любомир, и прокашлялся. — Он убил их... И прислал сообщение.
Гений мысли, которым себя воображал Распутин, ничего не понял. Такое случалось редко.
— Кто... Кого?
— Лучше показать, — сдался Любомир, и сделал приглашающий жест на выход из спальни.
Распутин накинул на себя вещи, которые приходилось брать самому, а не ждать слуг, и морщась, пошел в свой кабинет.
Что дело важное он понял, но осознал до какой степени — лишь тогда, когда по дороге не встретил слуг вообще. Такое бывало исключительно редко, когда они боялись за свою жизнь.