Кодекс Ордена Казановы
Шрифт:
Каким-то особо хитрым выкрутасом ветра — в спину шлёпнуло дождевой струёй с балкона. Поёживаясь от капель, всё-таки брызнувших за шиворот, Лёхин решил пройти ещё одну остановку и продолжил размышления в вежливо слушающий его мобильник.
— К какому главному выводу приходим? Пора звонить Егору Васильевичу, предполагая, что его племяшка, возможно в кафе? А если нет? Конечно, его охрана умеет людей разговорить, если надо. Ну а вдруг пропажа ребят всё-таки не связана с "Орденом Казановы"?.. Ничего личного… Нда…
Новая
Так что же? Попробовать без ведома хозяина подключить к делу его охрану? Захваченный идеей, Лёхин не заметил, как машинально встал под навес небольшой аптеки. Бездумно встряхивая зонт и невидяще глядя на доску с данными аптеки, он пробормотал:
— Даниле позвонить… А у Лады была подружка, про которую знают домовые… Подружка… А не из "Ордена Казановы" ли эта подружка?
Что-то влезло на ребро доски с названием аптеки. Лёхин долго смотрел на Шишика, пока не понял, что перед ним точно его Шишик. "Помпошка" тем временем, не обременённая мучительными мыслительными поисками хозяина, нашла повод развлечься: наверху доски потопталась, чтоб устойчивее встать, после чего устроилась профилем к хозяину и до предела разинула пасть. Нижняя челюсть Шишика упала так резко, что у Лёхина дёрнулась ладонь подхватить её. Забыв обо всём на свете, хозяин ошарашенно рассматривал странную позу "помпошки", пока не сообразил снова глянуть на аптечную доску, где и узрел пародируемый предмет, известный символ — змея над чашей… Шишик всё косился, и Лёхин понял: ждёт, как оценит хозяин.
— На картинке у змеи яд, — нерешительно высказался Лёхин.
Шишик присобрал челюсть — видимо, задумался на миг — и, надувшись (набрав воздуху?), плюнул под ноги хозяину. Секунды две Лёхин смотрел на лужу, кипящую от дождя, где мгновения назад исчез плевок "помпошки"… Затем Шишик пискнул от негодования: решительная хозяйская рука схватила его и сунула в карман куртки, после чего транспорт по имени Лёхин помчался назад, бормоча ругательства и высказываясь по поводу собственной персоны:
— Спать, блинчики-оладушки, ему хочется! Рано завтра вставать, блинчики-оладушки, придётся! А то, что сегодня, блинчики, даже сейчас узнаешь, — это плохо, да? А может, ёлки-палки, уже сегодня всё узнать можно и потом спокойно выспаться — это, блин-оладушек, ничего?! Да?!
Свободолюбивый Шишик выкарабкался из кармана и, скрипуче высказав мнение о странном хозяине, гордо удалился во внутренний карман куртки.
От нужного дома Лёхин успел отшагать совсем немного, добежал быстро и, внимательно
У последнего подъезда — первого от угла — он сразу наткнулся на Леших-палисадничих. Под тем же проливным дождём они усердно мотыжили землю на газоне и одновременно подбирали мусор. Газон — загляденье! Какие-то поздние, крепко стоящие на ногах (как-то не хочется стеблем называть у таких цветов) цветы, какие-то растения — не то декоративные травы, не то зелень от отживших свой срок цветов; аккуратно выстриженная кустарниковая изгородь — даже в темноте, всего лишь под светом фонаря, газон поражал воображение, тем более что соседний газон являл собой зрелище заброшенного уголка: какие-то согнувшиеся от старости и от дождя кусты, травка жалкими пучками, а с краю — след от машинных колёс.
Лёхин встал на бордюр, наблюдая за скорой работой и невольно улыбаясь широкополым шляпам Палисадничих.
— Бог в помощь, дедушки!
— Спасибо на добром слове, прохожий человек! — разогнулись Палисадничие. — Не Лексей ли Григорьич, случаем?
— Он самый, — подтвердил Лёхин, решив не удивляться, как они не удивились ему: как-то, в августе, он переносил через опасную дорогу одного Палисадничего. Он-то, наверное, и рассказал всем о Лёхине. Но дело оказалось в другом.
— Бирюк сказывал — подбежать можешь. Иди-ка под крышу пока, а мы за ним пошлём — подоспеет быстро.
Прежде чем спасаться от дождя, Лёхин не выдержал, спросил:
— Это вы сами такое насадили?
— Куда нам! Мы ж только там, где уже насажено да человек следить будет за насаженным. А живёт здесь учительница бывшая: и она землю любит — и земля её. Любой цвет у неё в рост идёт. Вот и помогаем, где не успевает.
Лёхин только успел глянуть на мобильник — пол-одиннадцатого, как его позвали из полуоткрытой двери подъезда:
— Подь сюда, Лексей Григорьич! Здесь мы!
Добежав до двери, Лёхин мельком удивился, почему же домофон промолчал, но, придержав дверь, вздрогнул: домофон недовольно и жалобно захныкал. Шишик, сидевший на кулаке Лёхина обнимая ручку зонта, немедленно раскрыл пасть передразнить. Но хозяин грозно сказал:
— Цыц!
— Ой, что это?! — подпрыгнул впереди идущий Бирюк.
— Извините, это я не вам — Шишику, — смутился Лёхин, а Шишик злорадно похихикал.
В подъезде широкая лестница привела на площадку первого этажа, где с одной стороны от лифтовой двери лестница на второй этаж, а с другой — тёмный закуток.
— Дворник здесь свои вещички запирает, — объяснил Бирюк, входя в темень и чем-то позвякивая. Потом чем-то скрипнул — открылась низкая дверца, и в тусклом свете Лёхин разглядел не только Бирюка, но и Сверчка, и ещё трёх дедков — и очень пожалел, что при себе никакого подарка нет. Домовые с подвальным чаем угощались. И человека пригласили к столу.