Кодекс
Шрифт:
Том попытался сесть.
— Тебе еще рано. — Сэлли принудила его лечь. — Выпей вот это. — Она подала ему чашку с горячим настоем. Том проглотил жидкость и почувствовал голод.
— По запаху я могу судить, что готовится деликатес?
— Черепаховый суп а-ля Бораби. Принесу тебе немного. — Сэлли дотронулась ладонью до его щеки, и Том сразу все вспомнил.
Сэлли наклонилась и поцеловала его.
— Нам предстоит еще долгий путь, пока все это кончится. Будем делать шажок за шажком.
Он кивнул. Сэлли принесла ему черепахового супа. Том выпил и крепко уснул. А когда проснулся,
— Сколько времени?
— Десять часов утра, — ответила девушка.
— Как Филипп?
— Отдыхает в гамаке. Он все еще слаб, но идет на поправку. Вернон досыпает последнюю стадию болезни. Выпей еще черепахового супа. Бораби сказал, чтобы мы ели как можно больше.
— А где этот таинственный Бораби?
— На охоте.
Том поел. На огне кипела кастрюля, в которой вместе с кусками мяса варились странные овощи и коренья. Покончив с супом, Том пошел во вторую хижину навестить Филиппа. Оттянул вверх дверь из пальмовых листьев, нагнулся и оказался внутри.
Филипп лежал в гамаке и курил. Он все еще выглядел поразительно исхудавшим, но раны начали подсыхать и затягиваться коркой, а глаза больше не казались такими пустыми.
— Рад тебя видеть на ногах, Том.
— Как себя чувствуешь?
— Небольшая трясучка в коленках, а в остальном — бодряком. Ступня подживает, так что через несколько дней смогу ходить.
— Ты видел этого Бораби?
— О да! Странный парнишка. Весь размалеван, диски в ушах, татуировки, всякие финтифлюшки. Сэлли готова его канонизировать, только я сомневаюсь, что он вообще католик.
— Филипп, ты выглядишь как новенький.
— И ты тоже, Том.
Наступило неловкое молчание, которое прервал крик снаружи:
— Привет, братья!
— А вот и Бораби вернулся, — объяснил Филипп.
Том высунулся из хижины и увидел, что к ним через поляну направляется удивительнейший коротышка-индеец. Верхняя часть его туловища была раскрашена красным, вокруг глаз черные круги, на груди по диагонали нарисованы свирепые желтые полосы. Из-под лент на руках торчали перья. Он был нагим, за исключением набедренной повязки. В оттянутых мочках ушей висели тяжелые гирьки, которые мотались при каждом шаге. По животу расходился замысловатый узор шрамов. Зубы к кончикам были сточены. Черные волосы пострижены ровно. Карие глаза такого необыкновенного оттенка, что казались зелеными. Его лицо было на удивление привлекательным. Гладкая кожа отливала, как у изваяния.
Он подошел к костру — низенький, но полный достоинства. В одной руке трубка для выдувания стрел длиной семь футов, в другой — мертвое
— Брат, я принес мясо, — сказал по-английски Бораби и улыбнулся. Опустил добычу на землю, подошел к Тому, обнял и расцеловал с каждой стороны в шею. Видимо, это было здешнее традиционное индейское приветствие. Затем отступил на шаг и приложил ладонь к груди. — Меня зовут Бораби.
— Я Том.
— А я — Джейн, — заявила Сэлли.
— Джейн? А разве не Сэлли?
— Шучу, — рассмеялась девушка.
— Я, он, она. Мы все братья, — заключил индеец и снова заключил в объятия и расцеловал Тома.
— Спасибо, что спас нам жизнь, — поблагодарил Том. Слова прозвучали блекло, но Бораби как будто остался доволен.
— Благодарю, благодарю. Ты кушать суп?
— Да. Восхитительный.
— Бораби хорошо готовить. Кушать больше.
— Где ты научился говорить по-английски?
— Мама научила.
— Ты хорошо говоришь.
— Я говорить плохо. Учиться у тебя и говорить хорошее.
— Лучше, — поправила его Сэлли.
— Спасибо. Когда-нибудь, брат, я ехать с тобой в Америку. — Тома поразило, что даже здесь, вдали от всякой цивилизации, люди стремятся попасть в Америку.
Бораби посмотрел на Волосатика, который занял свое обычное место в кармане Тома.
— Эта обезьяна плакать и плакать, когда ты болеть. Как ее зовут?
— Волосатик.
— Почему ты ее не кушать, когда голодать?
— Я ее полюбил, — объяснил Том. — Да к тому же какое в ней мясо?
— Почему вы назвали ее Волосатиком? Что значит Волосатик?
— Ничего особенного. Просто кличка для животного, у которого много волос.
— Хорошо. Волосатик. Я знать новое слово. Мне нравится учиться английский.
— Надо говорить: учить английский, — снова поправила Сэлли.
— Спасибочки. Говори, когда я ошибаться.
Индеец протянул обезьянке палец. Та зажала его в крохотной ладошке, посмотрела на Бораби, заверещала и скрылась в кармане Тома. Индеец рассмеялся:
— Волосатик бояться, что я его кушать. Он знает, что мы, тара, любим обезьян. А теперь я варить еду. — Бораби вернулся к тому месту, где оставил добычу, отошел от лагеря, прихватив с собой тушу и кастрюлю, присел на корточки и начал свежевать и разрубать на части животное. Причем в кастрюлю складывал все, включая внутренности и кости.
Том присоединился к Сэлли у костра.
— Не могу взять в толк: что с нами приключилось? Откуда взялся этот Бораби?
— Я знаю не больше тебя. Бораби нашел нас, когда мы умирали под этим стволом, расчистил поляну, соорудил хижины, перенес нас внутрь, кормил и врачевал. Собрал огромное количество трав и даже наловил каких-то странных насекомых. Все это висит в его хижине на перекладинах. Он нас этим лечил. Я первая почувствовала себя лучше. Это произошло два дня назад. Я стала помогать ему готовить и ухаживать за вами. Бораби сказал, что лихорадка вроде бы скоротечная. Слава Богу, не малярия. Он утверждает, что она проходит без осложнений и не дает рецидивов. Если в первые день или два не наступает смерть, человек поправляется. Похоже, именно «биси» убила дона Альфонсо. Бораби объяснил, что у стариков сопротивляемость хуже.