Кое-что о лампочках и деревьях

Торин Владимир

Толпившиеся у окон лавки дети обернулись и уставились на Бикни, после чего едва ли не весь перекресток разразился злым и безжалостным смехом.

Бедняге Бикни не осталось иного выхода, кроме как поскорее ретироваться. Смех подгонял его, а душу жгли отчаяние и обида. И где-то там, в его преисполненной злости голове, зародилась мелкая и гнусная, как торчащий из земли и присыпанный снегом гвоздь, идея: ему не нужно искать игрушки в лавках – все, что ему нужно – это отыскать уже украшенную ёлку и стащить все игрушки прямо с нее…

***

Мистер

Клокворк шел по переулку и любовался своей ёлочкой.

Настроение продавца шестеренок постепенно улучшилось. И хоть мистер Макфи провел его, но, несмотря ни на что, дело было сделано – какой смысл предаваться унынию, если в итоге он получил то, что хотел. Артур знал: уныние – это то, что делает плохое во стократ хуже. Поэтому он прогнал уныние, будто смел его метлой.

К слову, о метле.

– Добрый день, мистер Тоббс!

Квартал Странные Окна находится неподалеку от лечебницы для душевнобольных – быть может, поэтому он и получил свое название. С одной стороны на него глядели завешанные старыми занавесками окна «Меблированных комнат Брюска», а с другой его подпирала мрачная стена биржи Фоггвилла.

Здесь всегда можно было встретить мистера Тоббса, старого дворника и весьма душевного человека. Мистер Тоббс обитал в толстой афишной тумбе, стоявшей на углу, и лично знал всех, кто живет поблизости. Дни напролет он мел переулок, чистил ржавые вещатели на столбах, а вечером взбирался по приставной лесенке на столбы и зажигал фонари. Мистер Тоббс был из тех, кто знает множество историй и всегда не прочь ими поделиться, а по мнению Бикни, он был еще и из тех, кто тоже не заслуживает праздника.

Глядя на потрепанный бушлат дворника, на его латаный передник и всклокоченную седую бороду, становилось очевидно, что денег у него не водилось. Почти все свое жалованье дворник тратил на уголь для печурки в афишной тумбе да на леденцы для уличных детей: мистер Тоббс являл собой живой отголосок тех времен, когда быть добрым и щедрым в Габене не считалось зазорным…

На приветствие мистер Тоббс поднял голову в потертой вельветовой кепке и, облокотившись на метлу, улыбнулся мистеру Клокворку.

– О, Артур! С наступающим праздничком!

– И вас, мистер Тоббс.

– Какая красивая ёлка! – отметил дворник.

– О, благодарю. Как Джимми?

– Надеюсь, хорошо. Я вот скопил ему на открыточку к празднику. Сам раскрасил.

Достав из кармана завернутую в платок открытку, дворник бережно развернул ее и показал мистеру Клокворку. На картонке был изображен дирижабль, везущий наряженные ёлки. Дешевая открытка, дешевые краски… Было видно, что мистер Тоббс очень старался не вылезти за линии, но кое-где ему это не удалось. На обороте стояло поздравление: «С праздником, Джимми!» И подпись: «Дедушка».

Дочь мистера Тоббса, Мэри, стыдилась отца и не подпускала его к сыну. Выйдя замуж за счетовода из «Коттон и Ломм», она и вовсе сделала вид, будто не знает старика, и мистеру Тоббсу осталось лишь изредка наблюдать за внуком через

окно, пока Мэри не задергивала занавески. Мистер Клокворк догадывался, что и открытки от деда она Джимми не передает, но мистер Тоббс, как бы то ни было, не отчаивался.

– Очень хорошая открытка, мистер Тоббс, – сказал продавец шестеренок.

– Ты еще не домой, Артур?

– Да вот думаю зайти к мистеру Дилейни на Бремроук и Харт, вдруг у него что-нибудь для меня найдется.

Упомянутый мистер Дилейни работал помощником управляющего в лавке-мастерской «Механикум», в которой каждый желающий мог приобрести пневмоуборщик, кофейно-чайный варитель, самонагревательный утюг или часовую печь, которая, если верить рекламным афишам, ни за что не позволит вашему омлету подгореть. Временами у него скапливались целые ящики сломанных шестеренок, пружин, анкеров и цепей, которые он отдавал мистеру Клокворку – порой среди десятков сломанных зубчатых колес случайно отыскивалось целенькое. Это было взаимовыгодное сотрудничество, ведь по сути продавец шестеренок избавлял мистера Дилейни от необходимости заказывать Железный фургон и за плату отвозить ненужный хлам на свалку.

– Неужто все распродал? – уважительно поинтересовался тем временем дворник.

– Где там! Обменял на ёлку! Мистер Тоббс, пойду я, пока «Механикум» открыт – праздник ведь: короткий день.

– Это уж точно. – Мистер Тоббс пожал плечами. – Надо бы зажечь фонари…

Артур Клокворк попрощался с дворником и пошел дальше, в сторону Меммоуз, за которой уже была и Бремроук.

На улице постепенно темнело, и окна загорались одно за другим. Аэростатов в небе, судя по ползущим над головой фонарям, не убавилось, но небесное движение обрело заметную невооруженным взглядом нервозность – все торопились поскорее попасть домой. Снег, шедший весь день, к вечеру усилился…

Разумеется, хотелось бы сказать, что у мистера Клокворка все сложилось хорошо, и сперва в мастерскую, а после и домой он попал без приключений. Но это было не так…

Что-то вдруг попало в туфлю мистера Клокворка. Это «что-то» начало колоть пятку – назойливо и беспощадно.

Продавец шестеренок уселся прямо на заснеженный тротуар и, поставив рядом чемоданчик и ёлочку, снял башмак и вытащил из носка ёлочную иголку. Мистер Клокворк принялся вертеть иголку в пальцах, рассматривая ее недовольно и подозрительно: видимо, она попала в туфлю, когда он отирался у ёлок мистера Макфи.

Тут раздался скрип педалей и шуршание колеса по снегу. Кто-то со смехом пронесся мимо. Мистер Клокворк повернул голову и увидел худосочного мистера в огромных штурманских очках – тот быстро уезжал прочь на моноцикле, сжимая в руках точно такую же ёлочку, какую добыл и мистер Клокворк. При этом тип на моноцикле злорадно оглядывался через плечо и хихикал.

До Артура Клокворка вдруг дошло: ёлочка колесуна была не такой же! Это была его, Артура, ёлочка!

– Стой! Вернись! – Вскочив на ноги, мистер Клокворк бросился в погоню за вором, но бежать по снегу в одной туфле было не слишком-то удобно, и он остановился.