Кофе с молоком

Балашина Лана

— Слушай, созвонись с главным инженером, а я подъеду к нему. А то еще и неизвестно, захочет ли он со мной разговаривать.

Лена кивнула:

— Позвоню. И с Зиной договорюсь, это их секретарь, она тебя встретит. Заодно можешь и с ней переговорить — она работала еще с Сашей, и в курсе всех дел на фирме.

В офис я приехал на сорок минут раньше назначенного Ворошиловым времени.

Офис мне понравился. Я подумал про себя, что Полине он очень подходит.

Ворошилов был занят на планерке, и я имел возможность предварительно

поговорить с Зиной.

Она предложила мне кофе, и, узнав, что я люблю растворимый со сгущенным молоком, грустно засмеялась:

— Александр Алексеевич тоже любил так, только очень сладкий. Полина его всегда дразнила тем, что он кладет в чашку по четыре ложки… — Она горестно вздохнула. — Когда у них только все начиналось, я сразу видела, что она к Александру Алексеевичу неравнодушна. Иногда я даже специально позволяла ей сделать для него кофе, как он любил… Он старше Полины был, и не хотел портить ей жизнь, но потом они все-таки разобрались между собой, и такая у них любовь началась!.. И вообще все так хорошо было! У них близнецы родились, и Каратаев мальчишек обожал просто. Уж не знаю, зачем ему эта политика понадобилась. Он вообще такой был, правильный. Хотел исправить все на свете. Вот и исправил…

Вездесущая Зина уже знала и об аресте, и об освобождении Городецкого.

— И напрасно вы так старались, мало ему! Сколько он крови Елене Алексеевне попил! Правда, после гибели ее брата присмирел, даже за чужой нравственностью приглядывать стал. — Зина оглянулась на закрытую дверь кабинета и тихо сказала: — Я сама слышала, как он ссорился с Ворошиловым, и даже хотел ему набить морду за то, что он к Полине подкатывается. Впрочем, может, сам на нее виды имел, с него станется.

Из кабинета Ворошилова вышли люди, и он появился на пороге.

Уж не знаю, почему, но в свой кабинет он меня приглашать не стал. Мы прошли в соседнюю дверь, за которой оказалась комната, как я понимаю, для встреч и переговоров с клиентами, и устроились за большим столом, напротив друг друга.

Ворошилов посмотрел на меня сквозь холодно блеснувшие стекла дорогих очков:

— Я вас внимательно слушаю. Елена Алексеевна попросила меня ответить на ваши вопросы.

— Это не совсем то, что мне нужно. Я хотел бы услышать ваше мнение о положении фирмы на рынке оказания услуг, о ваших конкурентах. Например, о фирме, принадлежащей Коригову. Я правильно назвал его фамилию?

— Правильно. — Ворошилов поднял на меня взгляд. — Мне не слишком понятно, почему Елена Алексеевна заинтересовалась этими вопросами именно сейчас, а не, скажем, год назад. Впрочем, это не мое дело, и основания, по которым вы меня расспрашиваете, меня интересовать не должны. А насчет конкуренции между нашими фирмами… Каратаев и Коригов давно поделили сферы влияния. Причем если в начале девяностых у нас с ними было открытое соперничество, то в последние годы я назвал бы наши отношения взаимовыгодным сотрудничеством. Бетонные, каменные работы, тяжелая техника — это у нас, а у Коригова — отделка и торговля отделочными материалами. Мы сами пришли к выводу, что нам невыгодно

держать огромный штат отделочников, и отдали это на откуп «Меридиану».

Ворошилов помолчал, но потом все-таки заговорил:

— Не думаю, что открою большой секрет, если расскажу о том, что Марату Коригову нравится Полина Каратаева. Была там даже какая-то романтическая история, после которой Полина осталась с Каратаевым, и даже вышла за него замуж. Кроме того, ходили слухи о давней ссоре Каратаева с его племянником, впрочем, ничего определенного так никто и не узнал. Но как-то чувствуется, что Марат Ильич не все надежды растерял, потому что он приезжал на сороковины, и о чем-то долго разговаривал с Полиной. О чем — тоже никто не знает.

Я насторожился:

— Возможно ли, что он решился убрать соперника с дороги?

Ворошилов достал изящный портсигар, вынул сигарету, но не закурил.

— Навряд ли. Баб у него, как грязи. А с Каратаевым они вроде даже и дружили.

Я подумал про себя, что Ворошилов недолюбливает Коригова, хотя это могло быть просто следствием каких-то личных симпатий или антипатий.

— Как складывались ваши отношения с Полиной Каратаевой после того, как она взяла на себя руководство предприятием?

Ворошилов недоуменно пожал плечами:

— Так она и при жизни Каратаева последний год прекрасно справлялась с обязанностями. Вообще, несмотря на некоторые нюансы наших с ней личных отношений, по работе у нас все складывается хорошо. Без ложной скромности, я — хороший организатор производства и грамотный инженер, а Полина грамотно занимается договорами и контрактами, контролирует работу сметно-договорного отдела, бухгалтерию и юристов. В общем, все финансы давно уже на ней.

— А Лена Городецкая? Как я понял, она распоряжалась контрольным пакетом акций.

— Лена? Она крайне редко вмешивалась во что бы то ни было. Вообще, за последний год я лишь дважды встретил ее в офисе.

— А Городецкий? Он не интересовался, как идут дела?

Ворошилов криво ухмыльнулся.

— А что Городецкий? По моему мнению, у него мозги в штанах. Кажется, этот придурок ревновал меня к Полине, хотя это глупо. Я получаю здесь очень приличные деньги, и по году выходят хорошие премиальные. Мы с Полиной давно выяснили отношения, и лишние неприятности мне на работе ни к чему.

Я поднялся.

Ворошилов несколько утратил свой лощеный вид:

— И что, это — все, о чем вы меня хотели спросить?

Я кивнул.

Ворошилов вздохнул с заметным облегчением:

— Ну, тогда, если позволите, я займусь выполнением своих непосредственных обязанностей. Это Полина Витальевна у нас — человек публичный, она вынуждена присутствовать на всех городских мероприятиях, а на мне держится все производство. Хотя, признаюсь, строительство — это такая отрасль, где часть доходов обязательно делается на бумаге, и Полина с этим великолепно справляется. Она свободно ориентируется во всех этих базах, коэффициентах и индексах — и никогда не позволит нам работать впустую. Я сам в этом профан, и ей доверяю безусловно.