Кофе со льдом
Шрифт:
— Управление спокойствия, конечно, взялось за это дело со всем рвением? — спросила я, когда пауза затянулась.
Хотя ответ был уже очевиден. Мертвый мальчик из бедного приюта для «отверженных», душное лето, извечная лень «гусей»… Когда мистер Халински напал на Эвани, причем у самого парикмахерского салона, никто и не подумал начинать расследование. И даже мне, графине, не сразу удалось расшевелить «гусей». Помогла только личная встреча с мистером Хоупсоном, начальником Управления.
Думать об этом было… неприятно.
И, словно подтверждая мои подозрения, отец Александр тяжко вздохнул и, почесав в затылке, протянул:
— Ну как вам сказать, дочь моя… «Гуси» тогда не слишком-то горели желанием бросаться
Лицо у него побледнело, и мне отчего-то вспомнилась древнероманская присказка о том, что стыд делает человека красным, а гнев — белым; конечно, в виду имелись воины, люди оружия, но сейчас священник как никогда напоминал старого, много повидавшего солдата. В том числе — и смерти соратников, а потому научившегося отпускать.
Но вряд ли таким умением обладал ребенок.
— …Когда Эллис увидел его, то набросился на него с ножом. Ранить не успел — где мальчишке справиться со взрослым мужчиной? Понятное дело, Эллиса скрутили. Лайла это видела и сразу, как смогла, побежала за помощью ко мне. Ох, какие я только связи не поднял, чтоб мальчишку вызволить… — покачал головой священник. — Но все было б зря, если б Эллис, уж не знаю, как, не сумел уговорить одного из «гусей» арестовать Блэра. А звали того славного человека детектив Макгилл… Ну, а в тюрьме-то Блэр сразу «поплыл» и во всем сознался. Как убил Себастиана — и многих других. Этот Блэр, как оказалось, уже много-много лет шатался по стране с этим «рекомендательным» письмом, оседая то там, то тут, и везде сеял смерть. К слову, когда стали раскапывать дело, то нашли и злополучную школу в Истхэйме. Там действительно был пожар; только вот винили в нем того самого мистера Блэра. В огне это исчадие ада пыталось спрятать первую свою жертву…
— А что было с Эллисом потом?
— Детектив Макгилл, добрая душа, забрал его под свое поручительство, — вздохнул отец Александр и неловко одернул рукав. — Эллис сперва в Управлении помогал — бумажки принести-отнести, с тем поговорить, тому передать. Ну, потом, ясное дело, ему настоящую работу дали. Помощником детектива. Только вот Эллис, глупая голова, до сих пор считает, что Себастиана уберечь мог, — он снова вздохнул, еще тяжелее. — Он ведь видел, как тот вокруг Блэра вился… Из-за этой вот вины Эллис с Лайлой и разругался — и ей сердце терзал, и себе. До того дошел, что и ее обвинять стал, а девочка-то в чем виновата? И сейчас опять то же самое. Детишки пропадают, а Эллис ничего сделать не может, вот и грызет себя.
Я немного помолчала, раздумывая, стоит ли разглашать тайны следствия, но затем все же сказала:
— Эллис уже близок к разгадке. Он узнал имя женщины, у которой находились те самые лиловые ленты. Осталось только ее найти.
Отец Александр посмотрел на меня бесконечно старыми глазами.
— Так-то оно так, дочь моя… Но Джеральд пропал уже слишком давно. Увидим ли мы его живым?
— Даже если и нет, это точно не вина Эллиса, — твердо сказала я. — Но неужели вы уже потеряли надежду? Думаю, что мальчика успеют спасти. Эллис уже не ребенок, да и «гуси» под его началом готовы перевернуть каждый камень в Бромли, лишь бы найти преступника.
Лицо Александра прояснилось.
— Это верно! Вон, Эллис
Я насторожилась.
— Найтсгейт? Это не та ли станция, что ближе всего к Часовой башне? И к…
— …к площади Клоктауэр, — подтвердил священник. — Да, именно там. Джеральда мы пристроили работать помощником в пекарню. Но ночевать он всегда возвращался в приют. Дорога пролегала мимо Найтсгейта… Да что я рассказываю, — спохватился отец Александр. — Это уже лишнее. Единственное, о чем попрошу вас — постарайтесь ненавязчиво донести до Эллиса мысль, что он… э-э… Не виноват ни в чем. И не стоит ему наказывать себя, избегая возвращаться в приют. Мы любим его и… и… и приют всегда будет для него домом. Если он пожелает.
У меня в горле словно застрял комок. По-весеннему яркое солнце даже сквозь мутное стекло слепило глаза.
— Я сделаю все, что возможно.
Лайзо, послушный приказу, ждал меня у автомобиля. Но не один — вокруг гипси вились, точно пчелы у мёда, приютские дети. Я узнала смуглую чернокосую Нору и ее подружку, Берту, нахального голубоглазого мальчишку Лиама О'Тула, хулигана по фамилии Уэллс, чье имя, увы, не запомнилось, смутно знакомого темноволосого паренька — худющего, до торчащих ключиц… Были среди ребят и незнакомые. Присев на капот, Лайзо что-то рассказывал — верно, очень захватывающую историю, потому что самые маленькие и вовсе слушали, раскрыв рты. Одна девочка, лет шести, не больше, чем-то сама напоминающая гипси, задумчиво вертела в руках марсовийское кепи Лайзо, особенно интересуясь вышитыми на изнанке инициалами.
— …и я вручил ее письмо Жану — за минуту до того, как часы пробили полночь. Так спор был выигран, а мой карман потяжелел на пятнадцать ферро. И я сказал себе — Лайзо, ты счастливчик, а раз денежки теперь есть, почему бы не прокатиться на море… О, леди идет!
Завидев меня, он шикнул на галдящих детишек, забрал у маленькой гипси свое кепи и мимоходом потрепал её по лохматой голове — а девочка инстинктивно потянулась за ним и ухватилась за мизинец. Лайзо сначала рассмеялся, а потом наклонился и тихо сказал что-то. Она заулыбалась, хлопнула маленькой ладошкой по его ладони, развернулась и припустила за своими друзьями. Нора дождалась ее, ухватила за руку и, махнув напоследок Лайзо, потянула к воротам приюта.
Дождавшись, пока Лайзо останется в одиночестве, я подошла к автомобилю.
— А дети вас, похоже, любят, мистер Маноле.
Он усмехнулся.
— Не меня — дальние страны. Я-то сколько всего повидал, пока по материку бродил — за год все не перескажешь, а им интересно. Маленькие романские городки на побережье, лотки с печеными каштанами на улицах ночного Лютье, Стальная Стрела в огнях, горячий шоколад и сухарики в тягучем расплавленном сыре близ Ассонских гор, невесомое кружево с острова Сайпра, древние развалины Эльды… Ай, леди, простите, что-то я заговорился, — поспешно свернул он разговор, заметив, как у меня округляются глаза. — Вы, это, не слушайте, я поболтать-то люблю, а меры не знаю.
— А… ничего страшного, — улыбнулась я и указала рукоятью трости на дверцу автомобиля. Лайзо спохватился и торопливо распахнул ее передо мною. — Эта девочка, которая держалась за вашу руку, очень похожа на вас, мистер Маноле.
— Для аксонцев все гипси на одно лицо, — без улыбки ответил он. — Хотя Сара и впрямь мне сестренку напоминает… — Лайзо помрачнел, и я с опозданием вспомнила, что его сестры погибли еще в раннем детстве от легочной болезни. — Эх, раньше, таким, как она, две дороги было — в прислугу да в воровки. Но теперь-то время другое, так что надежда есть. Берта, вон, шляпки делать мечтает, Нора — в газеты писать. А Сара хочет весь мир объехать… Как думаете, леди, выйдет что у них?