Кофейный роман
Шрифт:
Когда проснулся в следующий раз, оказалось, что уже почти девять, и на работу он безбожно опаздывает.
— Твою ж мать! — изрек Закревский, понимая, что эти полчаса сна его организм не спасут. И поплелся в ванную — чистить зубы.
Уныло глядя на струю воды, он пытался вспомнить, какого черта накануне вечером так надрался. А главное — с кем. Тот факт, что проснулся он у себя дома и, что характерно, один, успокаивал. Хотя еще большой вопрос — а где теперь машина? На чем ехал-то?
С этой мыслью, он закрыл кран и, вытирая лицо тонким полотенцем,
Закревский отправился в прихожую, посмотреть, где ключи. Те валялись на обувной тумбе вместе с запиской. «В последний раз тебя выручаю. Тася».
— Ну спасибо, сеструха, — пробубнил себе под нос Закревский и решил, что в принципе можно выпить кофе и доехать на крайняк на метро.
К сожалению, его решение было нежизнеспособно, потому что в это самое время в лифте на его восьмой этаж поднималась Оля с пакетом с несколькими пищевыми контейнерами: пирог с курицей, макароны под каким-то экзотическим соусом и сырники. Все это она намеревалась разогреть в микроволновке, а после накормить адвоката, который судя по голосу вчера вечером был крайне нетрезв, а значит сегодня чувствовал себя «не в форме», как говорила мамуля.
— Ярик, — радостно воскликнула она с порога, протягивая ему пакет. — Сейчас будем завтракать!
«Ярик» обреченно подумал, что на работу опоздает в любом случае.
— Я-рос-лав, — отрезал он. — Ты чего здесь делаешь?
— Завтрак привезла, — удивленно хлопнула ресницами Оля.
— Зачем?
Барышня зависла на мгновение, в глазах отразился умственный процесс, и, наконец, она медленно произнесла:
— Чтобы позавтракать.
Закревский мысленно сосчитал до десяти, чтобы сразу на нецензурщину не срываться (кое-какое воспитание у него все-таки имелось, хотя сестра считала его безнадежным), и проговорил:
— Объясни мне, пожалуйста, почему ты решила завтракать у меня дома, а не у себя?
— А я дома и позавтракала, — пояснила Оля. — Я тебе завтрак привезла. Ты сам вчера сырники просил.
Теперь уже ресницами похлопал он. Надо сказать, его ресницы сама Оля как-то охарактеризовала следующим образом: «Мне бы такие! Прикинь, их еще накрасить!»
Потом он скрестил руки на груди и сдержанно проговорил:
— Оля, я не мог просить у тебя сырники. Мы разошлись в пятницу. В субботу я демонстративно не брал трубку, а вчера ужрался, как свинья. Мне было не до сырников.
В ответ он получил милейшую улыбку и воркующий голосок:
— Вчерашний свин и попросил у меня сырников. Ты что, не помнишь? Я тебе позвонила, ты ответил, и мы договорились, что сегодня с утра — я у тебя. Вот!
— Ты полагаешь, что я был способен о чем-то договариваться? Прости, но даже я в этом сомневаюсь.
— Ну а зачем мне-то врать, Ярик? — Оля почти уже надула и без того пухлые губки, но вовремя вспомнила, что этого он особенно не любит.
— Я-рос-лав. Ни за чем. Слушай, Оль, бросай ты уже, а. Не стою я твоих
— Ну нам же хорошо вместе, правда? — она приблизилась к нему и чуть взъерошила его волосы. — А если бы мы стали вместе жить… Ты бы не шлялся. Зачем бы тебе это было нужно? Я же есть…
— Тебе хорошо. Оль, тебе хорошо. А меня достало, ну правда. Короче, бери свой завтрак и ешь его где-нибудь в другом месте. А я на работу опаздываю. Кстати, у тебя сегодня пары еще.
С этими словами он отстранился и открыл дверь, привалившись к косяку.
— Ярик, ну может, еще попробовать? — неуверенно спросила Оля, выходя на площадку.
— Оля, мать твою! — не выдержал Закревский. — Пробуй в другом месте!
С этими словами он захлопнул дверь, но не успела Оля шмыгнуть носом, как дверь распахнулась снова, и Закревский повторил:
— Я-рос-лав!
Дверь повторно хлопнула.
Времени на кофе уже не оставалось. Шансов явиться в офис без опоздания — тоже.
Закревский выругался и пошел одеваться. Двадцатью минутами позднее он уже гнал по Киеву в контору Вересова, где работал. А поскольку это был понедельник, слово «гнал» едва ли отражало истинное положение вещей. А положение было «ползком».
Когда спустя сорок минут после начала рабочего дня Слава все-таки влетел в свой кабинет, голодный, злой, с основательного бодуна, заставил себя выдохнуть. И в надежде, что до обеда никто его трогать не будет, завалился на диван.
В таком виде его и застал Максим Олегович Вересов, ввалившийся к нему без предупреждения.
— Хорооош, — протянул он, усаживаясь за стол. — Информацию воспринимать в состоянии аль нет?
Закревский жалобно посмотрел на него и промычал:
— Смилуйся, хозяин. С утра маковой росинки во рту не держал.
— Твой желудок меня мало волнует. А вот финансовое положение конторы — даже очень. И либо ты сейчас включаешь свой мозг, либо отдам хорошее дело кому другому. А гонорар там будет приличный, поверь.
Слава резко сел на диване, поправил галстук, откинул со лба густую черную челку, пригладил усы. Надел на лицо выражение «слушаюсь и повинуюсь». И совершенно серьезно сказал:
— Уже включил. Но я реально жрать хочу. Пошли вниз?
— Ну пошли, — кивнул Вересов.
Потягивая кофе и наблюдая, как Закревский уплетает тривиальный омлет, Макс неспешно рассказывал о новом клиенте.
— Дело до банальности примитивное. Одна не большого ума девица не самого скромного поведения решила развестись с мужем и разделить его имущество. Адвокат у нее — девчонка, в прошлом году только диплом получившая. Ты бы видел тот иск! — Вересов хохотнул. — У мужика связи и деньги, а она вознамерилась требовать с него недвижимость и алименты. Сам понимаешь, он с ней делиться не намерен. В общем, тебе понравится.
— Красивая? — жуя, поинтересовался Слава.
— Кто?
— Ну не истица же. Адвокатша ее.