Когда боги закрывают глаза
Шрифт:
Шорох…
Вера дико закричала, отпрянула, споткнулась, упала на спину.
Все разом вскочили. Свет их фонарей заметался по стенам, шаря, ловя, что же это было… где ОНО…
Звук повторился – громче, мощнее, – что-то совершенно непередаваемое: какой-то утробный клекот, вой, наполнивший сердца их ужасом. В нос ударил резкий отвратительный запах.
И в свете своих мятущихся фонариков они увидели на фоне бетонной стены нечто приземистое, припавшее к полу – лоснящееся то ли от жира, то ли от слизи, багровое, словно лишенное кожи, шкуры,
ОНО поднялось с четверенек на дыбы, и его выросшая тень достала до потолка, до самых железных стропил.
Пастушки, визжа, бросились прочь, не разбирая дороги, сбили с ног Даню-Душечку. Все смешалось разом – топот, вопли ужаса. К упавшей Вере Холодной бросились рязанские молодожены, схватили ее за ноги и волоком потащили из зала. Даня видел, как ошалевший Смайлик Герштейн помчался в боковой коридор следом за улепетывавшей шестнадцатилеткой с форума, которая на ходу отстегивала лямки рюкзака. Самого Даню рывком поставили на ноги сильные руки одного из «крепких парней» – любителей травки.
– Что рот открыл, валим отсюда!!
Даню-Душечку мутило от вони, что била в нос, – там, у стены, двигалась, клубилась вся эта жуть, он слышал утробный клекот, низкий торжествующий рев, которым хищник – невиданный никем никогда – оглушает, парализует свою добычу.
– Валим, брат!! – завопил любитель травки, и они понеслись по темным переходам Амбреллы, сигая через кучи щебня, как горные козлы.
И тут до них донесся истошный вопль боли. Кто-то кричал, как раненый заяц, кого-то настигли там… там, в этой кромешной тьме.
Пастушки первыми вылетели на улицу. Оглашая громкими воплями Двор Крикуна, они ринулись на освещенный прожектором участок.
Со стороны въездных ворот к ним уже бежала охрана.
Глава 22
Старый знакомый
К поручению отыскать своего дальнего родственника Ивана Лыкова Сергей Мещерский отнесся основательно.
Через столько лет после таких приключений вновь узреть Ваньку Лыкова – и как? На какой-то там пленке с аэродрома, вокруг которого творятся какие-то подозрительные дела.
Дальние родственники с дворянскими корнями – это ведь не закадычные друзья детства. И Лыков в товарищи к нему, Мещерскому, никогда особо не набивался. Но все же эти годы, проведенные им на антарктической станции «Восток» в качестве инженера-механика, они общались по Интернету. Изредка, но посылали друг другу mail. Однажды на Рождество, когда Лыков зимовал там, на станции, даже проболтали всю ночь в чате.
А потом, когда Лыков приезжал в отпуск, турфирма Мещерского организовала для него тур с дайвингом в Таиланд. Тогда Мещерский думал, что Ваня завалится на остров Пхукет с компанией товарищей-полярников, но нет – Лыков заказал тур для себя одного.
Прежде, в пору давних приключений, Ваню Лыкова терзали страсти. И даже когда все вокруг искали клад в старом имении, выкупленном Фондом русского
Но с тех пор как его старшая сестра Анна – предмет всех его вожделений и грез – вышла замуж за иностранца и уехала в Бельгию, костер инцеста, что горел в сердце Вани Лыкова, по мнению Мещерского, погас.
Что-то иное тлело в этой душе теперь, открытой всем антарктическим ветрам. А может, закрытой, запертой на замок. «Тут неплохо платят»… «Я здесь с норвежцами говорил, у них на буровых в Северном море бешеные бабки заколачивают»… «Возможно, не стану продлять контракт со станцией, если удастся найти работу за границей – в Канаде, например, или в Новой Зеландии. Там хорошо платят, намного больше, чем здесь» – такие вот замечания все чаще и чаще звучали в его письмах по электронной почте.
Что ж, Ваня Лыков взрослел, матерел и хотел денег.
И теперь вот, вернувшись в Москву (в отпуск, что ли, или совсем?), он даже не дал знать о себе родичу Мещерскому.
Мещерский даже обиделся. А потом решил, что Ваньку все равно найдет, чего бы это ему ни стоило.
Итак, для начала он позвонил по всем имеющимся у него в мобильном телефонам Лыкова – домой, на старую его квартиру, по сотовому.
Глухо. Сотовый «не обслуживается», значит, сменил номер, домашний – длинные гудки.
Мещерский отослал ему SMS, написал на адрес электронной почты: привет, мол, ты где? Давно тебя не слышал, свяжись со мной.
Ждал, ждал – нет ответа.
И тогда он решил поступить самым простым образом. Около половины десятого вечера отправился на машине по вечерней Москве в район станции метро «Автозаводская».
У него имелся старый адрес – в этой квартире в доме постройки начала индустриализации 30-х годов окнами на Третье кольцо и зиловские заводские корпуса жили когда-то потомственные аристократы Лыковы – Иван с сестрой.
Адрес адресом, но в переулках у эстакады и Автозаводского моста Мещерский основательно проплутал, все время сворачивая на машине не в те дворы, не к тем домам.
В начале одиннадцатого он наконец-то нашел тот самый дом – его за эти годы подвергли капремонту, но все равно смотрелся он угрюмо. Вместе с дамой-собачницей, выведшей на вечернюю прогулку карликового пуделя, Мещерский преодолел домофон и поднялся на лифте на нужный этаж. Позвонил в дверь квартиры – никто не открывает. Несмотря на поздний час, никого нет дома.
Мещерский, не дожидаясь скрипучего лифта, начал спускаться – итак, облом, Ваньку Лыкова где-то носит. Он и прежде в барах зависал. А может, он здесь вообще больше не проживает?
На счастье Мещерского, дама с собачкой (какие личности порой водятся в старых «индустриальных» домах Москвы!) еще не скрылась в недрах своего жилья.
– Простите, вы не знаете, ваш сосед наверху, он полярный исследователь, долго был в командировке, я его приятель… Скажите, он тут по-прежнему живет или съехал?