Когда была война…
Шрифт:
Он наотмашь ударил её по губам. Она упала на грязный мокрый пол, а немец резким движением вырвал из кобуры пистолет. Грохнул выстрел. Лида медленно обмякла и завалилась на бок, из дырки в переносице потекла густая чёрная кровь и закапала на клетчатую юбку. Лиза выдернула у немца из-за сапога длинный кинжал, вскочила на ноги и с размаху вогнала сверкающее остриё ему в горло. Он выпучил глаза и соскользнул на пол, цепляясь за подол её сорочки, у ног зароились красные точки. Пальцы разжались, и кинжал со звоном упал на бетонный пол. Лиза с ужасом посмотрела на свою дрожащую руку.
Она отступила назад, не сводя с немца глаз. Тот корчился на полу, зажимая рукой рану на горле, и беззвучно шевелил мясистыми губами, будто хотел что-то сказать. Между пальцев брызгала короткими струями кровь, впитывалась в воротник серого мундира и расплывалась большим бесформенным пятном. И вдруг её охватило злорадство: гадостное, торжествующее, ликующее злорадство. Лиза никогда не доводилось испытывать такого чувства прежде. Она наступила босой ногой ему на лицо и вдавила пятку в глазницу, ощущая ступнёй тёплую липкую кровь.
– Никогда! – злорадно прошипела она. – Никогда, сволочь, понял?!
Когда ночь окутала крепость своим серебристым покрывалом, Лиза бесшумно выбралась из подвала, прихватив с собой немецкий МП-40. С потолка в лужу крови с тихим «бульк, бульк» капала вода, и Лиза долго неотрывно наблюдала за маленькими каплями, которые быстро растворялись в густой красной жидкости. Холод ползал по телу крупными мурашками, и она подтянула колени к груди. Чувства онемели, будто ей вкололи лошадиную дозу успокоительного. Она не чувствовала ровным счётом ничего, хоть нервы и натянулись тугой звенящей тетивой.
Раз у неё нет другого выбора, то она будет воевать.
Она отстреливала их по одному под покровом ночи. Выбирала офицеров: когда-то давно в одном из своих бесчисленных рассказов о войне отец упомянул, что убивать нужно в первую очередь их, потому что армия без командира существовать не может. Где нет командира, там царят паника и хаос. Умение передвигаться бесшумно помогало ей исчезать и появляться незаметно, да и ночь была верным союзником, готовым в любой момент сокрыть её в своём мягком мерцающем мраке.
Потом была долгая и трудная дорога через оккупированные территории к линии фронта. Она шла практически наугад – никто не знал, где сейчас Красная Армия. В деревнях и сёлах, что встречались на её пути, Лиза слышала разговоры: столица сдана врагу, Сталин признал поражение в войне, но не верила ни единому слову. Москва не могла сдаться. Это всё вражеская пропаганда.
Однажды ей удалось незаметно пробраться в пустой вагон немецкого эшелона. Она спряталась среди деревянных ящиков, свернулась калачиком на сладко пахнущей, колючей соломе и крепко уснула; дорога настолько измотала её, что ноги буквально отнимались. Кашель гнездился в груди маленьким колючим клубком, разрывая лёгкие на части, а тело бил сильный озноб.
Проснулась Лиза от того, что кто-то мягко, но настойчиво тормошил её за плечо. Она с трудом разлепила налитые свинцом веки и тут же вжалась в пол, подобралась: прямо на неё с интересом в глазах смотрел
– Ты кто? – спросил он на русском. – Партизанка что ли?
Лиза мотнула головой.
– Это вы кто такие?
Немец стащил с себя мундир и заботливо накинул ей на плечи.
– Свои мы. Русские.
Через линию фронта она прошла с разведывательно-диверсионной группой.
Уже в Москве Лиза по собственному желанию поступила учиться на курсы мастеров точной стрельбы, и через полгода была отправлена на своё первое задание, которое выполнила с блеском. Немецкий оберст Генрих Герц стал второй зарубкой на стволе её снайперской винтовки – сразу после генерала фон Штиммеля. Солдат и низший командирский состав она предпочитала не считать.
Лиза свернула с заячьей тропы и двинулась напрямик меж деревьев. Поскрипывали сосны, шелестели изумрудной листвой липы и берёзы, где-то звонко стучал дятел. Солнце ложилось на землю рваными пятнами и путалось в высокой сочной траве. Лиза перекинула ремень винтовки на другое плечо, сорвала несколько ярких синих и розовых цветочков и с наслаждением вдохнула пряный сладкий аромат. Надо же, такие маленькие, а так пахнут!
– Лизаветка вернулась! – едва увидев её, радостно заголосила Анька, штабная связистка. – Наша волчица!
Лиза улыбнулась ей и вручила простенький, но пёстрый букетик.
– Я всегда возвращаюсь. Командир у себя?
– Так точно, у себя! – засияла улыбкой Аня и сунула нос в мелкие нежные лепестки. – М-м-м! Как пахнет, чудо просто! Спасибо, Лизок!
Командир курил, сидя на краю колченогого деревянного стола. Лиза остановилась на пороге, откинула назад капюшон маскхалата и отдала честь:
– Разрешите доложить, товарищ командир?
Он пустил к потолку дымок.
– Докладывай, лейтенант.
– Немцы перевозят что-то в грузовиках большими партиями к железнодорожному мосту. Возможно, взрывчатку. Либо собираются уничтожить местный узел связи, либо это всё служит прикрытием для чего-то более серьёзного. – И тихо добавила: – Местные лучше нас видят обстановку, потому что немцы постоянно у них на виду.
4.
Лиза тщательно вымыла в медном тазике лицо и руки и насухо вытерла белым вафельным полотенцем. За окном шумела роща, в густых кронах стройных белых берёзок беззаботно щебетали птички. В комнату падала рваная тень, на поверхности мутного зеркала весело резвился солнечный зайчик. Лиза натянула через голову гимнастёрку и, собрав волосы в аккуратный хвост, стала заплетать косу. Ласковый тёплый ветерок трепал тюлевую занавеску, дёргал за длинную бахрому и перебирал своими невидимыми пальцами листы в открытой книге на столе.