Когда листья желтеют
Шрифт:
Ей стало даже интересно, как далеко решится зайти «сеньор Помидор».
– Скорее, я бы назвал их постмодернистами.
Анна почувствовала мягкое прикосновение мужской руки на своей талии, другой Розарио показывал на картины:
– Это направление в искусстве, отражающее поиски современными художниками новых смыслов, сеньора Анна. Эти поиски – ответ на кризис классической культуры, понимаете, – он крепче обнял талию женщины, – что мы видим вокруг, пошатнулся религиозный фундамент, возник кризис гуманистических идей…У вас приятный парфюм, сеньора, – вдруг сказал он не к месту. – Это
– Да что вы говорите?! – она явно дразнила его своим бархатисто-проникновенным голосом, ее забавлял этот флирт. Она коснулась его руки, – и давно вы коллекционируете живопись?
– В спальне у меня еще есть кое-что из классики, – взгляд «сеньора Помидора» поплыл от предвкушения плотских удовольствий.
И вдруг учительский менторский тон Анны ввел его в ступор:
– Спальня слишком сакральное место, чтобы туда приглашать посторонних, – властно-механический голос женщины был словно ведро холодной воды, вылитое на разгоряченное тело мужчины.
Роковой обольститель сделал несколько шагов от Анны и смотрел на нее, моргая своими длинными черными ресницами. Он не понимал, что происходит, для него, художника по своему внутреннему содержанию, процесс обольщения представлялся абсолютно естественным, как дыхание; погружаясь во флирт, итальянец в очередной раз влюблялся, и не именно в эту женщину, он влюблялся во все прекрасное, в природу и он был абсолютно уверен, что она чувствует то же самое.
В комнату вошла «латинос» и доложила о приходе сеньора Жиромо, который не замедлил тут же войти и прямиком со словами «чао, бамбино» направился к Розарио, обнял его и страстно поцеловав, осведомился о женщине. Анна, видя незадачливый вид хозяина, ответила сама за себя:
– Я одна из постояльцев отеля, пришла узнать, как добраться до Венеции? – она давилась от смеха.
– Все очень просто, сеньора, – и Жиромо, как типичный итальянец со всей открытостью, темпераментом и активной жестикуляцией стал объяснять, как доехать до Жемчужины Адриатики.
Анна возвращалась к подругам в странном состоянии. Сеньор Розарио явно оказывал ей знаки внимания несмотря на то, что он обладал феноменом человеческой сексуальности, который Анна принимала, но не могла постичь, но дело было даже не в этом.
«Ну это же был не флирт, – думала она, – это мое нормальное поведение. Но он то подумал, что я с ним заигрываю. Зачем я так? Ради чего? – стучало в голове, – ведь мне не надо было от него ничего, но он то подумал, что я хочу его. Блин, а если бы это видел Мишка? Может Снежка права, и он действительно меня все время ревнует. Я знаю, что ничего нет, но он то этого не знает. Лучше вообще разговаривать с мужиками, как просто с какой-то мебелью, по-деловому. Так будет спокойнее.»
…
Вечером Анна вернулась домой, подушка еще пахла незнакомым мужчиной. Она сменила пастельное белье, чтоб ничего даже не напоминало о одноразовой встречи.
Далеко за полночь ночную тишину пронзил телефонный звонок. Анна открыла
– Спишь? – тон Михаила был с издевкой. Он явно был на свидании с зеленым змием.
– Нормальные люди все спят в это время, – как можно спокойнее ответила Анна.
– А мне фиолетово с кем ты спишь, – по-хамски рявкнул бывший муж и бросил трубку.
Позабытые бабочки снова напомнили о себе, защекотав в животе. Снова она в замкнутом круге панической атаки, снова покой и гармония покинули приют ее души, снова чувство страха долбит дятлом в голове. «Сколько это может продолжаться? – стучало в висках, – когда уже он даст мне спокойно жить?»
Она зажгла лампу, спать уже не хотелось, да и не моглось. Она подумала об ароматном крепком кофе, который возможно приведет ее в чувства и о коньяке для успокоения. Дойдя до кухни, она нажала кнопку «Мое кофе» на панели кофеварки и запах молотых зерен стал медленно проникать в ее ноздри.
Она медленно пила бодрящий напиток и пыталась понять, что не так в ее жизни, почему бывший муж не отпускает ее.
10 лет назад
Анна крутилась в постели и не могла уснуть. Михаил, скорее всего, где-то завис с каким-нибудь очередным другом. Чувство тревоги, словно дрожжевое тесто, замешанное на беспокойстве о муже, сдобренное напряжением и страхом, подогретое его не отвечающим телефоном, выросло в огромный ком, который душил женщину до тошноты, до мышечных спазм, до боли в голове, в животе, в сердце.
Звонок в дверь положил конец ее навязчивым мыслям и опасению. Анна прекрасно знала, что она может сейчас увидеть, ничего он не может уже выкинуть, о чем она не предполагает, просто уже нечем удивить. Женщина открыла дверь, Михаил переступил порог и потерял сознание. Единственное, что могла она увидеть в падающем муже, это то, что у него нет глаза. Она старалась не закричать, чтобы не разбудить детей и стала ртом хватать воздух. На кожаной куртке была грязь и пятна крови, рукав был порван. И это был ее муж, человек, которые был так внимателен к своему внешнему виду. Был, когда трезв. Анна собрала волю в кулак и стала затаскивать двухметрового здорового детину в комнату, чтобы уложить его на кровать. Она хорошо знала мужа, скорее всего он схлопотал не потому, что был пьян, а потому, что вел себя неприлично, хамил, оскорблял кого-то. В нем словно жили два человека: один – скромный, даже застенчивый трезвый парень, а другой – наглый, грубый, банальный алкаш.
«Если он потерял глаз, он не сможет работать, если он не сможет работать, он будет пить, если он будет пить…,» – Анна строила логическую цепочку, прогнозируя будущее, но закончить ее не смогла. Врожденное чувство справедливости зародило обиду на мужа и жалость к себе. Она заплакала.
– Ну ведь он должен был измениться, должен был повзрослеть, должен был стать ответственным, – недоумевала ОНА.
«Кому он должен? ОН никому ничего не должен. И почему ты вообще решила, что он должен изменить. Это его натура, ему и так хорошо, и ты знала какой ОН», – возмущался внутренний голос.