Когда меня отпустит
Шрифт:
— Ты уверен? — нахмурилась Дженни.
Я кивнул на коробку с кексиками:
— Вот это ты видишь, например?
Дженни присвистнула.
— Нет, ну может русский у них не родной, что они так фразы строят? — предположила она. — Хотя не до такой же степени: «коньячный спирт» без мягкого знака, а «пшеничная мука» — с мягким…
— Да это как раз ерунда, — отмахнулся я. — Ты на сам рисунок посмотри. Что они с осликом делают?
— Ой, бля… — не сдержалась Дженни и испуганно закрыла рот ладошкой.
— Ведь
Дженни кивнула, еще раз посмотрела на рисунок и покраснела.
— Давай возьмем, — сказала она решительно. — Покажем кому-нибудь. С кафедры психиатрии.
Мы пошли дальше, взяли сосисок, овощей и хлеб. Дженни остановилась у корзины с плюшевыми енотами, вынула одного и принялась рассматривать.
— Нравится? — с готовностью спросил я. — Берем, будет у тебя енот.
Дженни молча помотала головой.
— Если ты хочешь меня спросить, что делают плюшевые еноты в продуктовом магазине… — начал я.
— Почему у него из жопы белые ленты? — перебила Дженни. — Почему?
Я пригляделся. Действительно, прямо из задницы енота торчал целый пучок белых лент. Было их там три штуки — широкие, жесткие, длинные, чуть ли не полметра, покрытые нескончаемыми абзацами убористого текста на всех языках мира.
— Там написано, как стирать, — неуверенно объяснил я.
— Как люди научились стирать? — насмешливо переспросила Дженни. — Статьи из Википедии?
— Так всегда делают, — уверил я. — Вообще всегда. На всех игрушках мира. Не спрашивай меня, зачем.
— Вшивают в жопу? — уточнила Дженни. — Намертво? Их же никогда оттуда не выдрать. Смотри!
Она вдруг намотала ленты на руку и потянула изо всех сил. Ленты не оторвались, но задница енота вдруг треснула, и на пол посыпалась пенопластовая крошка.
Дженни испуганно запихнула енота в глубину ящика, отскочила в сторону и принялась делать вид, что рассматривает этажерку с вином. Даже сняла одну из бутылок.
— Возьмем? — предложил я. — Отметим знакомство.
— Что-то я боюсь, как оно на алкоголь ляжет, — нахмурилась Дженни. — Я же тебе рассказывала, как меня мутило от таблетки в клубе.
Вдруг послышался окрик.
— Молодые люди! Матросы! Я вам говорю! — раздраженно повторила кассирша, грозно приподнимаясь над своей кассой. — Положите обратно! Для кого объявление висит?
Дженни испугано вернула бутылку на место.
— В будни продажа алкоголя в Москве запрещена, — объяснила кассирша. — Только по выходным и праздникам. Не знаете, что ли?
Я покачал головой.
— Давно? — спросила Дженни тихо.
— С начала месяца, — ответила кассирша. — Вот приказ висит. Продажа любой продукции, содержащей алкоголь, в рабочие дни запрещена. Постановление правительства Москвы.
— Да мы и не собирались, — ответил
— Просто смотреть вот сюда надо! — проворчала кассирша, снова указывая пальцем на ламинированные таблички, развешенные над кассой.
Мы подошли ближе и стали читать.
— А петрушка не продается вообще или тоже в рабочие дни? — аккуратно спросила Дженни кассиршу.
— Вообще, — процедила кассирша. — Там нашли наркотические вещества. Приказ главного санитарного врача Онищенко.
— Хорошо, а чеснок-то почему? — удивился я.
— Отравлений много было, — ответила кассирша и демонстративно отвернулась, качнув серьгами: в ее ушах на коротких серебряных цепочках висели маленькие пушистые мышата, изящно сшитые из какого-то породистого меха. Из попы каждого мышонка тянулся до плеча плоский белый ярлык с надписями на разных языках.
— А почему мобильными телефонами в торговом зале запрещено пользоваться? — спросила Дженни.
— Вам товар пробивать? Или вы мне нервы трепать будете? — вспыхнула кассирша. — Просто больные все какие-то… — с чувством добавила она, грозно махнув серьгами.
Я выложил перед кассой покупки. Кассирша ожесточенно тыкала в каждый предмет лазерным сканером, а затем всякий раз его откладывала и принималась набирать коды вручную. С пельменями она даже набрала код дважды.
— Марин! — вдруг заорала она в зал, поднимая голову. — Опять пельмени не пробиваются, посмотри код?
Ей никто не ответил.
— Не пробиваются, в базе нет, — сказала касирша и бросила пельмени в ящик на полу.
Там уже лежали две такие же пачки, только сильно раскисшие. Следом кассирша схватила коробку с кексами и привычным движением швырнула ее туда же.
— А это сейчас вообще нельзя, — пояснила она. — Вы на упаковку смотрели?
Дженни густо покраснела. А я набрался наглости и все-таки поднял на кассиршу вопросительный взгляд.
— Там в составе коньячный спирт, — объяснила кассирша. — С вас двести девяносто три семьдесят.
Дженни сидела в кресле, скрестив ноги. Перед ней лежал мой старенький ноутбук, она копалась в интернете.
— Слушай, вообще пиздец, — вдруг сказала она. — Извини, другого слова нет.
— Что там?
— Госдума обсуждает вопрос установки счетчиков на канализационных трубах! Хотя нет, стоп… Пресс-секретарь тыры-пыры такая-то… успокоила журналистов, объяснив, что… Ага, ну, слава богу: законопроект не коснется самих жилых помещений! Вот перечислено: только государственных учреждений, предприятий, офисов… — Дженни замолчала, продолжая шевелить губами. — Хотя, нет, коснется! А также санузлов, принадлежащих жилым помещениям в квартирах граждан.
— Это где такое? — спросил я устало.