Когда минует август
Шрифт:
Карина говорила, я боялся прервать.
– Там на набережной… Ты смотрел на воду… Местные не смотрят на воду… Не смотрят на дворцы… Друг на друга не смотрят… А если и посмотрят, то с такой ненавистью и злобой, что… Даже не знаю… Словно человек человеку волк…
Я вспомнил старика с Фонтанки, негодовавшего, что кругом одно зверьё. Тут же припомнилась старушка с Библией. Зачем-то я спросил:
– А верующих здесь много?
– Чего?
– Не, ничего… Это я… Для поддержания разговора, – вернул я девице фразу, обращённую мне на набережной.
–
Мы вышли на тропинку, отделявшую микрорайон с автострадой от перелеска. Я не понимал, зачем Карина повела меня через гущу деревьев, но мне ничего не оставалось, кроме как довериться и следовать за ней.
Не сказал бы, что перелесок был большой, но вопреки кромешной тьме, нависшей над нами, пробираться пришлось довольно долго. Наконец кроны расступились, и мы оказались перед большим прудом, по глади которого неспешно плавали лотосы. В темноте бутоны веяли какой-то особой романтикой – грустной и поэтичной. «Какая красота!» – подумал я.
– Здесь редко кто появляется, – рассказывала Карина. – Я прихожу сюда, когда всё осточертеет. Скрываюсь ото всех и… Словно маленький принц… На своей собственной планете…
На пруду мы были совершенно одни. Два маленьких принца. Два одиночки на крохотной планете под бесконечным звёздным небом. Два забытых пилигрима, чьё спасение было лишь друг в друге. Мне хотелось до самых предрассветных сумерек вместе с Кариной стоять под этим небом, смотреть на лотосы. Молчать и грустить.
– Почему ты убежал из бара? – прервала молчание девушка.
– Испугался, что ты вмажешь мне, – признался я.
– Только и всего?
– Наверное, да…
– Правильно сделал.
Я удивился:
– То есть ты правда вмазала бы?
– Да нет, я не об этом… – она улыбнулась. – Если бы ты остался… Сюжет не сложился бы…
– Какой сюжет?
Карина взглянула на меня, улыбаясь уже только глазами.
– Какой же ты юный… – вздохнула она.
Мне нечего было сказать. Казалось, что Карина нащупывала какие-то неведомые рычаги внутри меня, дабы покрепче ухватившись за них, как следовало рвануть. Я чувствовал неловкость. Нужно было срочно заполнить паузу:
– А что ещё ты можешь сказать обо мне?
– Ты слишком осторожен… Хочешь впечатлить, но боишься, как бы девушка в баре прилюдно не вмазала тебе… Оттягиваешь момент ради десяти минут, но всё равно не решаешься сказать главного… А твоя язва?.. Всего лишь защитная реакция… Пытаешься казаться непосредственным, но… внутри ты… хрупкий… как скорлупка… Если сжать, то рассыплешься…
Её слова дёргали меня за живое. Как ей удавалось видеть меня насквозь? Кем же была эта космическая Карина? Экстрасенсом? Психологом? Знаком? Намёком? Откуда она явилась? И главное, с какой миссией?
Ярко-зелёные глаза девушки всё также сверкали, казалось, освещая пруд. Мне страшно захотелось поцеловать её, но столь спешным действием я мог только перечеркнуть нашу встречу, забыв о Карине навсегда. Ведь я не романтик, это мы оба уже усвоили.
– Мне пора, – интонация девицы внезапно изменилась.
–
– Не беспокойся. Твой номер у меня. Позвоню… как-нибудь…
Она развернулась к перелеску и, точь-в-точь повторяя сцену на набережной, через плечо бросила уже не строгое, а обещавшее «пока».
– Пока… – повторил я за девушкой, глядя ей вслед.
Оставшись наедине со своими мыслями, я старался уловить послевкусие этой необычной встречи, в которой было нечто… естественное что ли? Невычурное.
Позвонил Андрюха. Он уже отыграл концерт и очень негодовал оттого, что я пропал неизвестно куда. Не без труда успокоив друга, я пообещал, что в скором времени вернусь.
– Давай молнией! Квартира стынет! – услышал я в ответ.
Через полчаса я подходил к крыльцу бара, где стоял Андрюха и курил.
– Ну ты, конечно, молодец, – с укором покачал он головой. – Куда пропал-то? Пошли.
Попутно я рассказывал другу о проведённом времени с Кариной. Он потрепал меня по плечу:
– А ты ловок, брат! Дня не пробыл в Питере, как уже рыбку поймал!
– Да нет, мы только прогулялись. Больше ничего не было.
– Ну всё ещё впереди.
Через несколько минут мы оказались около девятиэтажной панельки. Однушка на седьмом этаже слегка веяла «совком». В прихожей стоял трельяж с засаленными зеркалами; в зале – покрытый небольшими трещинами, шкаф-стенка, за стеклянными дверцами которого томился подёрнутый толстым слоем пыли хрусталь (очевидно, что до него не дотрагивались уже несколько лет); в углу на тумбе доживал свой век телевизор «Горизонт», на нём – японский видеомагнитофон и несколько кассет с советскими комедиями; у окна едва не разваливалась низенькая этажерка, до отказа набитая потрепанными книгами, поверх которых небрежно взвалилась громоздкая радиола; на подоконнике покоился телефон с «диском»; проход украшали тяжёлые портьеры, а стены – узорчатые ковры; диван как диван. Жить можно.
– Я ночую здесь, когда в баре работаю, – сказал Андрей. – Так что буду твоим частым гостем.
– Да ладно, это я тут гость.
– Нет. Ты тут хозяин. Всё в твоём полном распоряжении.
Немного побродив по квартире, я добрался до кухни, где у стола уже стоял Андрюха и нарезал закуску.
– Доставай! – подначивал он.
На столе появился скотч. Андрюха разобрался с закуской, красиво, по-праздничному разложив её на большом хрустальном блюде, затем достал из шкафчика две стопки и поставил их на стол. Мы устроились друг напротив друга. Андрей разлил скотч и торжественно произнёс:
– Ну, с приездом и новосельем, брат!
Чокнувшись, мы опрокинули стопки и закусили.
– Знаешь, почему я тебя не встретил? – сказал Андрюха.
– Хотелось бы знать.
– Это всё Герман.
Я удивился, услышав странное имя.
– Наш концертный директор, – пояснил друг. – Он занимается организацией всяко разных мероприятий в барах, ресторанах, домах культуры по всему Питеру. Сложный человек, но функциональный.
– Хм…
– А давай ещё по одной.
Мы хлопнули. Закусили.