Когда наша не попадала
Шрифт:
– А что в ней красивого, атаман? – Иван до сих пор стоял у борта, не отрывая глаз от простора, но сейчас повернулся к собеседникам. – Что может быть красивого в воспевании грабительских походов? Да, они могущественны. Но для чего они мощь свою использовали? Для завоеваний, для грабежа, для унижения других народов. И предопределена их гибель, потому что только свою кровь можно положить в фундамент счастья для других. Обратное невозможно!
– Значит, скажем всё! – хлопнул ладонью по палубе атаман и огляделся, – Что приуыли, братья? Эйрик, спой нам что-нибудь, только не своего сочинения!!
Скальд легко согласился, встал, подошёл к мачте и, запрокинув
Спесь Федорович приосанился и гордо огляделся, услышав про хозяина.
– Что, в самом деле? – спросил сусанин.
– Что именно? – удивился атаман.
– К бережочку поворачивать? – терпеливо объяснил Гриць, посматривая за правый борт.
– Велика ты, сила искусства, – удивился Кудаглядов, рассматривая небольшой островок с неизменной пальмой. – Конечно, поворачивай, зачем спрашиваешь?
– Порядок должон быть. Сказано же – «ко крутому бережочку», а здесь яра-то совсем не видно.
– Зато камней в избытке, – дополнил Лисовин.
– А ништо, – лениво поправил его Гриць, поворачивая прави́ло. – Сейчас обойдём сторонкой, ибо чую я, что с другой стороны проход есть.
И точно, немного погодя берег разорвался, и перед ушкуйниками открылась просторная бухта в окружении песчаных берегов. В голубой воде отражалось небо, и прибрежные пальмы склонились над водой, с любопытством разглядывая облака.
– Место-то какое, – мечтательно протянул Лисовин. – Так и шепчет: остановись, отдохни…
– Вот здесь и заночуем! – распорядился атаман, повернувшись к сусанину.
– А местные-то, как? – поинтересовался Гриць, выглядывая путь. – Возражать не будут?
– Какие местные?
– А вон те, которые на берегу прыгают.
– На рыбалку, что ли, собрались? – спросил Михайло, из-под руки высматривая кого-то на берегу.
– Почему?
– Да палки в руках какие-то, удочки, наверное.
– Это
– Ганнибалы, – хмуро константировал Геллер и стал разминать руки, сжимая и разжимая пудовые кулаки.
– Кто-о-о? – очень удивился атаман.
– Или каннибалы? – засомневался Володимир, но потом махнул рукой. – Какая разница! Вот только доберусь до берега, сразу все только бульоном питаться будут!
– Ну прямо как дети малые! – возмущенно всплеснул руками Спесь Федорович. – У нас ис-с-следовательская експедиция, повторяю, исследовательская! Незачем нам экспансии устраивать и чужие обычаи менять!
– Как же, прямо-таки все исследователи, – нехорошо нахмурился Геллер. – У меня тоже обычай есть – всех бить, кто меня и друзей моих обидеть норовит. Это священный завет, и поэтому я требую уважения к моему обычаю!
– Тихо вы, горячие нурги, – прикрикнул сусанин. – Ну-ко, Ваня посмотри, у тебя глаза молодые, кто это из-под пальмы выходит.
Иван всмотрелся и радостно воскликнул:
– Так это же царь! Значит, никого бить не надо.
– Какой ещё царь? – всё никак не мог успокоиться дядька Володимир, – Может быть, этого царя и надо в первую очередь…
– Вот как раз этого не надо, он нашу воду пил, – успокаивающе положил руку на плечо Геллера Михайло. – Помнишь, в акияне встретили, у него ещё девоньки на плоту были…
Дружный хохот поднял в воздух стаи птиц, и заставил танцоров на берегу уронить копья:
– Кто кого запомнил, а медведь – только девонек…
Солнце плавало в небе, явно собираясь нырнуть в океан и сладко заснуть. Попивая сладкую белую жидкость из расколотого ореха, атаман степенно беседовал с царём о временах и нравах. Засучив рукава снова, Геллер с топором в руках объяснял местным плотникам преимущества стального лезвия перед каменным. Те ахали и хватались за курчавые головы. Михайло, получив пару подзатыльников от атамана, сидел сейчас по пояс в воде и стоически терпел малышню, облепившую это чудо со всех сторон. Время от времени он морщился, но даже не стонал, даже когда пытливые исследователи пытались оторвать волосы, растущие, по их мнению, не там где надо. Волос было много, но ценителей прекрасного тоже хватало. Интернациональная черно-белая бригада заводила бредень, нашедшийся у хозяйственного Лисовина. Улов должен был получиться богатый. А Иван, взяв свою половинку ореха, прислушивался к неторопливой беседе наибольших. Рассказывал царь, причём не жалуясь, а просто делясь пережитым:
– Спасибо вам за воду, хватило нам её до этого острова. А здесь народ хороший, вождь со жрецом были не очень гостеприимные, но я им всё объяснил. Так что сейчас я и вождь, и жрец, чтоб споров не было. Старшая жена мальчика родила, наследник у меня есть. Вот только островов много, и на каждом свой хозяин, и не всегда мирный. Беда да и только, просто не знаю, как быть. Воевать не хочу, народу здесь негусто, чтобы ещё и убитых считать, а сидеть и бояться тоже неохота. Как, кстати, в моем прежнем царстве дела? Вы там были?
– Были. И дела там сейчас хорошо идут. Игру мы им поменяли, обычаи… хмм… тоже. Возвращаться не думаешь?
– Зачем? – пожал плечами царь. – Не могу я этих людей покинуть, поверили они мне. Может быть, сынишка, когда вырастет. А что вы за игру им придумали, расскажите.
– Михайло! – повернулся атаман и вдруг замер. По спокойной тихой воде к берегу скользил огромный чёрный плавник и метил именно туда, где плескались дети.
– Проклятье! – вскочил царь. – Опять эта рыба-людоед!! Опять…