Когда наступит вчера
Шрифт:
Честно говоря, несговорчивость Ясного Беркута начала уже порядком утомлять меня. Несомненно, можно было понять все его сомнения и терзания, но в конце концов Вадим был прав. Времени для увещеваний и дебатов у нас не оставалось.
– Послушай, – скрывая раздражение, проговорил я, – давай с тобой договоримся. Когда-нибудь ты всё в подробностях расскажешь каану. Сейчас постарайся понять, или же принять на веру, что время для того еще не пришло. Пока что я прошу вас отправиться с Оринкой в Елдин. Представь там ее, честь по чести расскажи, как она вылечила каанского скакуна, как, не щадя головы
– Так, стало быть, Оринка со мной в Елдин отправится? – опасливо переспросил Финнэст, точно боясь спугнуть нежданную удачу.
– Ну так, понятное дело. – Я удивленно вскинул брови вверх, точно недоумевая, как столь очевидные вещи могут вызывать сомнения в проницательном собеседнике. – Что же ей, до старости в лесах с елками хороводить? Она уже давно в столицу идти собиралась. Может, как раз по-первости у тебя поживет? – Я мельком кинул взгляд на кудесницу, готовясь в случае чего отразить бурю стыдливого девичьего протеста.
Девушка, похоже, действительно смутилась и, затаив невольную улыбку, потупила взгляд. Однако вместо упоминавшихся ранее природных катаклизмов меня ожидал полнейший штиль согласия. Должно быть, превратности вчерашнего дня не прошли даром для обоих молодых путников. Известное дело! Говорят, правда, что чувства, возникшие в экстремальных ситуациях, непрочны и редко выдерживают испытания обыденностью будней. Но не рассказывать же об этом юным влюбленным! Тем более что в ближайшее время обыденных будней как раз не предвиделось.
– Будь по-вашему, – после краткого молчания со вздохом промолвил Ясный Беркут. – Хоть и не по уложению это, а я не стану говорить каану о нашем знакомстве. Но и вы поклянитесь, что против него зла не умыслите.
– Очень нужно, – сплюнув на землю, пробурчал Вадим. Непонятно, к чему относились эти слова – к персоне каана или же к необходимости давать клятву. Но ничего иного добиться от него не удалось.
– Я клянусь, что действую на пользу Субурбании и что мои действия не будут обращены во вред кому-либо из ее честных жителей, будь то каан или же простой селянин. – Слова эти были произнесены мной с большим пафосом, поднятой вверх правой рукой и левой, покоящейся в области сердца. Надеюсь, что за всей помпезностью гридень не уловил слово «честных». Юшку к таковым мало кто относил. И как бы ни ярились сторонники безукоризненной морали, этот невольный обман был меньшим из зол. И цель, будь она неладна, оправдывала средства.
Прощание было недолгим и довольно скомканным. Вадим был огорчен расставанием с юной спутницей гораздо больше, чем с ее новым кавалером. Проглот, остававшийся с нами, с воркованием терся об Оринкину ногу, требуя почесать его за ухом. Я же среди пожеланий счастливого пути и прочих напутствий едва успел попросить отважную кудесницу доставить весточку нашему старому знакомому, преуспевающему ныне мздоимцу, и, по совместительству, единственному в Субурбании толмачу с кроменецкого, с которым нелишне было бы переброситься словцом, приступая к столь щекотливому расследованию. А заодно назначить ему час и место
Как, должно быть, огорчились, придя в себя, разложенные меж дубов бойцы лесной стражи! Вот уж, что называется, день не задался! Сначала воля неведомого заказчика погнала их в самый волчий час охотиться на дичь, которая и сама не раз промышляла охотой. Затем Переплутень, спешащий поделиться бьющими через край впечатлениями последних дней. На смену ему – Вадик, после встречи с которым далеко не всякий с ходу разберет, где верх, где низ, где лево, где право. И под конец – холодная, сырая от росы трава, оставляющая зеленые следы на промокшей одежде. Впрочем, с одеждой у лесных стражей как раз вышла непредвиденная заминка. Она умчалась вдаль на синебоком «ниссане» нарочитого мужа Вадима Злого Бодуна Ратникова, чтобы больше никогда не встречаться с хозяевами, опозорившими честь своего незамысловатого мундира.
Следствие продолжалось. Прямо сказать, для успешного решения оперативно-розыскных задач, стоявших перед нами, лично мне было необходимо минут этак триста здорового сна. Лучше, конечно, шестьсот, но это уже из области сказок. Отъехав подальше с места утренних забав и поближе к точке назначенной встречи, мы присмотрели укромное местечко и, помянув недобрым словом Соловья-разбойника, вполне возможно, нежащегося на перине в нашем именном люксе отеля «Граф Инненталь», завалились на спальники, планируя дрыхнуть по очереди.
Когда я проснулся, солнце уже успело постоять в зените и начать, как обычно, неспешный в теплую летнюю пору путь к горизонту. Вадим сидел у разведенного костерка и варил кашу с предусмотрительно захваченной тушенкой. Но партизанский костерок был сложен в довольно глубокой яме, и языки пламени, выскакивая из нее, облизывали днище котелка, точно спеша утолить свой голод до той минуты, когда жадные люди отнимут у огня закопченное лакомство.
– Ты что, так и не ложился? – ошеломленно потирая глаза, набросился я на друга.
– Да не, – помешивая кашу обструганной веткой, лениво покачал головой Вадим. – Я уже даванул на массу.
– А меня почему не разбудил? – Я с укором посмотрел на И.О. государя. – А если бы кто подошел? Нас бы взяли голыми руками!
– Да ну, оно в натуре, как-то так… Я чисто сидел, сидел под деревом, думал, что не сплю, а потом проснулся. Да ты не боись! Пока мы тут дрыхли, Проглот конкретно бдил, как те кенты у мавзолея. Скажи лучше: ты не знаешь, вот так, по жизни, русалки на ветвях могут сидеть?
– Не знаю. – Я с подозрением уставился на Ратникова. Выглядел он явно смурным. – А что, сидела?
– Да хрен их поймет! Может, сидела, а может, привиделась! – Он отмахнулся, точно стараясь отогнать назойливое видение. – Слушай, я о другом мозги кипячу. Мы чисто о главном местном пахане знаем только, что он конкретно существует. А он засаду нашу прокачал на раз-два-десять. Прислал своих шестерок на стрелку, да так, что если бы не Переплутень – действительно могли бы ласты склеить. Дальше: мы ему картинку вроде как вполне четкую заделали. Вся поляна в жмурах, всё пучком, дым коромыслом. А он не повелся! И потом, когда вы по понятиям терли, как он тебя в натуре расшифровал!