Когда небеса молчат

Данн Рональд

«Извините, я не знаю», — ответил я и направился было к мотелю.

Но парень подскочил сзади и схватил меня за руку. «Быстро гони сюда сумки!»

Я вырвался и бросился к спасительным дверям. В считанные доли секунды он настиг меня и развернул к себе. В его руке был пистолет, и он направил его прямо мне в голову.

«Гони сумки», — процедил он сквозь зубы.

Его товарищ, который так и оставался за рулем, что–то кричал ему из открытого окна. Поначалу я никак не мог разобрать его слов, но потом понял. Он кричал: «Убей его!».

Тот, что был с пистолетом, ухватился за мои сумки и прохрипел: «Клянусь, я пристрелю тебя как собаку!».

Я попятился от пет, тряся головой, пытаясь

сообразить, что же такое со мной происходит и действительно ли этот парень собирается сдержать свое слово. В кино подобные вещи так быстро не случаются!

Пока я убеждал себя, что все это лишь неудачная шутка, он швырнул меня на стоящую рядом машину. Я споткнулся и упал навзничь, не выпуская, однако, сумок из рук. И вдруг из дула его револьвера вырвалось пламя, раздался громкий хлопок, и я услышал, как пуля чиркнула по асфальту прямо рядом с моим ухом. Помню, как я совершенно по–глупому отметил про себя: «Двадцать второй калибр».

Если этот болван все равно собирается меня убить, значит, мне нечего терять, подумал я и кинулся на него. Бросив сумки, я вцепился в его пистолет. На мгновение мне показалось, что мне удалось завладеть им. Но, несмотря на то что грабитель был в подпитии, он все же был сильнее, да и позиционное преимущество было в его пользу: я полулежал на спине, а он возвышался надо мною. Он выругался, вырвал револьвер из моих слабеющих пальцев и аж затрясся от злобы. Его голос гремел у меня в ушах: «Я пристрелю тебя, ты… Моей же последней мыслью было: «О Боже, мне суждено умереть на пустынной автостоянке у дверей мотеля… Никаких возвышенных, глубоко духовных устремлений, никаких ослепляющих откровений («И увидел я небеса отверстые и Святого Петра, приветствующего меня у входа, услышал я хор ангелов небесных, поющих осанну Господу»), и жизнь моя не проносилась у меня перед глазами.

Этот ужасный человек склонился надо мной, приставив пистолет мне между глаз и выдохнул мне в лицо: «Я убью тебя».

Чисто инстинктивно я прикрыл лицо руками, крепко зажмурился и стал ждать.

Но ничего не случилось. Я открыл глаза и увидел, как он опустил оружие, подхватил мои сумки и побежал к своей машине. Пошатываясь, я встал на ноги и услышал голос его приятеля: «Пойди и убей этого !». Должен признаться, я испытал откровенную неприязнь к этому малому.

Его друг пробормотал что–то себе под нос, забросил вожделенные сумки в салон и направился в мою сторону. Я прикинул, что при всем желании не успею добежать до входа в гостиницу, поэтому единственное, что мне оставалось, это притаиться за одной из машин и постараться превратиться в как можно менее приметную мишень.

Он уже преодолел половину разделявшего нас расстояния, но вдруг запнулся обо что–то, плюнул и, выругавшись, побежал назад. Я услышал, как хлопнула дверца, как завизжали покрышки и машина промчалась мимо и скрылась за углом. Кто–то из постояльцев, услышав выстрел, подбежал к окну и отчаянно колотил но стеклу. Думаю, что нападавшим просто не нужны были лишние свидетели. Должно быть, именно этому «лишнему» свидетелю я обязан жизнью.

Полгода спустя на суде прокурор заявил присяжным: «Мистера Данна не было бы сегодня с нами, будь обвиняемый более метким стрелком».

Я согласился с этим заявлением.

Чуть позже я заметил одному из моих друзей: «Слава Богу, этот парень оказался мазилой!».

«Он не был мазилой, — возразил мой друг. — Это здесь совершенно ни при чем. Просто тебя сберег Господь».

И я согласился с этим заявлением.

А другой мой знакомый сказал: «Это твой ангел–хранитель защитил тебя и отвел пулю».

Я согласился и с этим заявлением.

Но мне тут же вспомнился еще один мой товарищ, который пару лет назад был застрелен вместе с женой в собственном

доме при попытке ограбления. И с тех самых нор мне не дает покоя вопрос, от которого рассыпаются в прах все паши самодовольные объяснения: «Где же были ангелы–хранители в ту ночь, когда эти люди были убиты? Почему их не сберег Господь?».

Извечный вопрос

Когда долгожданное, столь горячо молимое чудо не происходит, когда нас никто ни от чего не избавляет, нас начинает мучить, лишая покоя и сна, все тот же стародавний вопрос: «Почему?».

Альбер Камю выразил желания многих, когда сказал: «Я хочу, чтобы мне все было объяснено, или я не хочу ничего. И разум бессилен, когда он слышит, как вопиет сердце. И ум, который движим этой настойчивостью, ищет и не находит ничего, кроме противоречий и бессмыслицы… Если бы только хотя бы один человек мог сказать: «Мне все ясно», тогда все вы были спасены». [14]

14

Albert Camus, The Myth of Sisyphus (New York: Vintage Books, 1955), p. 20.

Давайте посмотрим правде в глаза: жизнь — штука несправедливая. Наш мир преисполнен несправедливостью. Каждый день мы сталкиваемся с мелкими силами и вселенской мощью человеческого существования, этими «темными тайнами жизни». Мы не можем не задаваться вопросом, почему все происходит именно так, а не иначе. «Такое простое слово «почему» — это не поток речи, не фраза; оно состоит всего лишь из шести букв, однако оно способно нанести смертельную рану человеческой душе». [15] Этот вопрос печален, неизбежен и в то же время обычен.

15

Helmut Thielicke, A Thielicke Trilogy (Grand Rapids: Baker Book House, 1980), p. 209.

Задавая его, вы не открываете Америки, он был отлично знаком страждущим всех времен, он был их заклятый враг. В псалме 36 автор говорит о «ревности злодеям и зависти делающим беззаконие», о «ревности успевающим в путях своих, людям лукавящим». А в псалме 72 псалмопевец восклицает: «Я позавидовал безумным, видя благоденствие нечестивых».

Сколько раз я служил на похоронах молодых христиан, прекрасных отцов и матерей, которые были вырваны из жизни внезапно и жестоко. Сколько раз я задумывался над правильностью этого мира, где столько злых и бессердечных людей остаются жить невредимыми, не зная горя.

Один известный журналист Джори Грэм испытал подобное, а может быть, и более сильное чувство гнева и отчаяния, когда обнаружил у себя рак:

Почему именно я, а не тот негодяй из соседнего дома, который бьет свою жену и мучает детей?

Почему я, а не тот самовлюбленный, упоенный собственной властью вице–президент фирмы, начальник моего отдела? Почему именно я, которому только–только начала улыбаться удача, а не та сумасшедшая старуха, которая роется в мусорных ящиках в поисках обьедков с нашего стола?

Почему именно я, а не настоящие злодеи, которые окружают нас со всех сторон? [16]

16

Jory Graham, «Anger as Freedom», To Provide Safe Passage, ed. David and Pauline Rabin (New York: Philosophical Library, 1985), p. 70.