Когда нельзя отступить
Шрифт:
"Это – боль".
Только успел осознать подобное определение, как словно прорвав невидимую плотину, меня затопило буйное море красок. Они горели передо мной, искрясь и играя всеми цветами радуги. Снова переплетаются, искрясь и разбиваясь на тысячи мелких разноцветных брызг под оранжевым солнцем. Оранжевое солнце тянет ко мне апельсиновые лучи… нет, это не солнце, это буйная, огненно – рыжая радость. Вот резко взметнулся шлейф алого гнева, чуть в стороне, мимо меня, прокрался светло-голубой страх. А это болезненно – желтая тоска…
Неожиданно все это смешалось, потом схлынуло, оставив у меня в душе умиротворение и ощущение тихого, глубокого покоя. Я грелся в них, как в лучах послеполуденного солнца. Сколько это длилось, не знаю, так как время снова остановилось,
"Это – покой".
В следующий момент все опять изменилось. Окружающее меня пространство, самым чудесным образом начало переливаться вокруг меня, сливаясь в диковинные узоры умопомрачительных расцветок. Переплетаясь, они постепенно стали превращаться в гигантскую сеть, а в местах узлов начали загораться голубые огоньки. В попытке понять, что это за огоньки, я потянулся к ближайшему из них, как меня неожиданно захлестнул поток мыслей, образов, воспоминаний. Я не хотел возвращаться к страхам и сомнениям и как мог, отбивался от них, пытаясь вернуться в мир покоя, но закруживший меня водоворот затягивал все глубже, вниз, туда, где начинается реальность.
Еще только всплывали в памяти смутные, тускнеющие воспоминания, отголоски сна, как вдруг инстинктивно, чисто на подсознании, я понял, что лежу на кровати. Это было неправильно, хотя бы потому, что сознание и тело еще жили ощущениями, оставшимися от смеси риска, страха и азарта, от бешено стучащей в висках крови и щекочущего ноздри запаха пороха. В ту же секунду как мозг это осознал, одеяло было отброшено и я сел на кровати. То, что я увидел вокруг себя, заставило мою челюсть отвиснуть, а глаза широко раскрыться.
Мягкий, приглушенный свет освещал спальню современного и, несомненно, очень дорогого номера отеля. Хотя в жизни успел кое-что повидать, но никак не ожидал, что когда-нибудь проснусь в такой роскоши. Шикарная кровать с белоснежными простынями, мягким, почти невесомым одеялом, рядом, удивительно красивый столик, покрытый черно-золотистой инкрустацией. Опустив ноги на пол, я ощутил пушистость и мягкость ковра. Не успел сделать и шага, как вспыхнул яркий свет. Я замер на какой-то миг, потом, медленно подойдя к первой двери, нажал на ручку, открыл. Ванная комната. Не то! Еще несколько быстрых шагов и я замер у следующей двери. Задержавшись на секунду, толкнув ее, стал на пороге. И тут же облегченно вздохнул. Не знаю, что я хотел или что боялся увидеть, но вздох облегчения вырвался непроизвольно. Большая комната, наподобие гостиной, залитая мягким, льющимся неизвестно откуда, светом, сначала показалась мне почти пустой. Сказался обывательский стандарт мышления. Более внимательно рассмотрев обстановку комнаты, понял, насколько интерьер обстановки изящно и тонко вписывается в общее пространство комнаты. В воздухе ненавязчиво пахло лесной свежестью. Сбитый с толку всем этим великолепием, а также тем, что никак не мог вспомнить, каким образом оказался среди подобной пышности, я высказал вслух, один – единственный вопрос, надеясь, что его услышат, а затем придут и все мне объяснят.
– И что все это значит?
Ответом было молчание. Потоптавшись секунду на пороге, я только собрался вернуться в спальню, как снова замер. До меня только дошло, что в помещении не было ни окон, ни входной двери. Еще раз обежав глазами комнату и не найдя последней, я по настоящему растерялся.
– И что это может означать? – повторил я в пространство свой вопрос. Минуту подумал, и сам себе ответил. – Может все, а может ничего. И смотря на что, у тебя, Крылов, фантазии хватит. А если хочешь фактов, то, пожалуйста. Стоишь, как дурак в одних трусах, фиг знает где, и разговариваешь сам с собой.
После этой тирады, я еще несколько секунд раздумывал, после чего подвел итог, теперь уже мысленно: – Хватит философствовать. Сначала мыться, бриться, одеваться. А потом попробуем все сначала".
Через полчаса, большую часть которого мне пришлось потратить на освоение ванной комнаты, я, приведя себя в порядок, сел в кресло. Костюм,
– Привет, майор. Гостей принимаешь?
В его голосе прозвучала наигранно-веселая фальшь. Флегматичное, малоподвижное лицо с тусклым, ничего не выражающим взглядом еще раньше вызывало у меня раздражение, то теперь оно вызвало самый настоящий прилив ярости. С трудом, сумев обуздать себя, я выразил свою злость в сердитом окрике: – Чего стал Мухин?! Чай ты дома,а я в гостях! Так что давай без китайских церемоний!
Утвердившись в кресле напротив меня, Мухин с минуту молчал, явно обдумывая, как ему начать разговор.
– Послушай, майор, твои подозрения насчет меня были правильны. Я не тот за кого себя выдавал. Я… представитель другого мира. "Пришелец", по-вашему. Тебе, наверно, интересно… – тут он резко замолчал. Нетрудно было догадаться почему. Для этого мне даже не нужно было видеть себя в зеркале.
Я смотрел на него и все никак не мог понять, это шутка или… Надо было что-то говорить, а мысли, как назло, сразу все куда-то исчезли. Все на что я оказался способен, то это на свою любимую присказку, и ту произнесенную автоматически: – Японский городовой!
Сквозь внутреннее неприятие постепенно просачивалось осознание того, что все сказанное здесь, правда. Все странности поведения "Коли Мухина", серые шары, светящаяся арка, все складывалось одно к одному, давая четкое и емкое объяснение происходящему. От подобного понимания ситуации в голове слегка поплыло, словно от хорошего удара. Я верил и не верил одновременно. С одной стороны факты говорили сами за себя, а с другой… я просто не мог поверить сказанному. Мозг работал в жестком режиме, перерабатывая и фильтруя факты, стараясь выстроить в логическую цепочку. Они выстраивались, но версия опять складывалась с уклоном в фантастику. Факты – упрямая вещь, и я это знал, как никто другой. Их со счетов не скинешь просто так. С другой стороны, вокруг меня не было ничего такого сверхъестественного, чтобы непосредственно говорило о пришельцах. Ни сам Мухин в стандартном костюме, ни обычная обстановка, окружающая меня. Правда, эта обыденность меня больше всего и настораживала.
– Послушай…те. У нас пока получается беспредметный разговор. Ваше… э… внеземное происхождение кажется, мне… скажем так, бездоказательным заявлением. Поэтому… О! Черт!
Его руки неожиданно стали удлиняться, пока не превратились в самые настоящие извивающиеся щупальца. Но даже не это поразило меня, а то, что часть рукавов пиджака и торчащей из-под них рубашки расплылись, растеклись и слились с живым телом, являясь естественным продолжением этих шевелящихся змей. Я вжался, как можно сильнее, спиной в мягкую подушку кресла, неосознанно стараясь держаться как можно дальше от шевелящихся "рук". Мир за одну секунду перевернулся, став на голову. Я мог поверить во многое, но только не в пришельцев. И вот на тебе, судьба приготовила для меня именно такое испытание. Я пытался воспринять этот факт, но он словно намыленный, проскакивал сквозь мое сознание, никак не желая закрепиться в нем.