Когда Ницше плакал
Шрифт:
Брейер оглянулся. Большинство посетителей уже поели и ушли, но он сидел здесь, далеко-далеко от Берты, общаясь с ошеломляющей женщиной, которая появилась в его жизни благодаря Берте. Дрожь, ледяной озноб пронизал его. Неужели ему негде спрятаться от Берты?
«Фройлен, — Брейер прочистил горло и заставил себя продолжать разговор, — случай, о котором говорил ваш брат, был всего лишь единичной попыткой использования пока только экспериментальной методики. Нет никаких причин полагать, что именно эта методика принесет пользу вашему другу. Но нет никаких причин
«Почему вы так думаете, доктор Брейер?»
«Боюсь, время не позволяет мне дать вам пространный ответ. Так что сейчас я только скажу, что болезни Анны О. и вашего друга не имеют ничего общего. Она страдала истерией, и ее мучили конкретные симптомы, как, наверное, брат вам уже говорил. Мой подход заключался в систематическом устранении симптомов посредством того, что я помогал пациенту под гипнозом вспомнить забытую психическую травму, которая знаменует собой появление симптома. Если обнаружен конкретный источник, симптом исчезает».
«Предположим, доктор Брейер, что отчаяние — это симптом. Разве вы не можете вылечить его таким же образом?»
«Отчаяние — это не медицинский симптом, фройлен; это неконкретное понятие, абстракция. Все симптомы Анны О. относились к той или иной конкретной части тела; каждый из них являлся результатом нарушения процессов интрацеребрального возбуждения и торможения, возникшего на нервной почве. Насколько я понял, отчаяние вашего друга относится исключительно к сфере мышления. Для лечения этого состояния лекарство еще не изобретено».
Впервые Лу Саломе засомневалась. «Но, доктор Брейер, — она снова накрыла его руку своей, — до того, как вы начали работать с Анной О., истерию нельзя было лечить психологическими средствами. Насколько я знаю, терапевты использовали только ванны и это ужасное лечение электрическими разрядами. Я уверена, что вы и только вы сможете создать новый вид терапии для Ницше».
Брейер вдруг заметил, сколько времени. Он должен был возвращаться к Матильде. «Фройлен, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашему другу. Позвольте вручить вам мою визитную карточку. Я встречусь с вашим другом в Вене».
Она бросила быстрый взгляд на карточку, прежде чем убрать ее в кошелек.
«Доктор, боюсь, это будет не так-то просто. Ницше, скажем так, не будет склонным к сотрудничеству пациентом. На самом деле он даже не знает, что я говорю с вами. Это очень замкнутый и очень гордый человек. Он никогда не сможет признать, что ему требуется помощь».
«Но вы говорите, что он открыто заявляет о суициде».
«В каждом разговоре, в каждом письме. Но он не просит помощи. Если он узнает о нашем разговоре, он никогда мне этого не простит, и я уверена, что он откажется консультироваться с вами. Даже если мне каким-то образом удастся убедить его обратиться к вам за консультацией, он ограничится своим физическим нездоровьем. Никогда, ни за что на свете, он не позволит себе просить вас облегчить его отчаяние. У него сложились четкие представления о силе и слабости».
Разочарованный, Брейер начал ощущать нетерпение. «Итак, фройлен, драма становится
Лу Саломе кивнула головой, глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула.
«Но как это можно сделать? — продолжал он. — Даже достичь первой цели — вылечить отчаяние, медицинскими средствами не представляется возможным. Но это второе условие, чтобы я лечил пациента тайком, переводит наше предприятие в область фантастики. Может, есть и другие препятствия, которые вы не успели назвать? Может, профессор Ницше говорит только на санскрите? Или отказывается покидать свою келью в Тибете?»
Брейера забавляла нелепость ситуации, но он заметил задумчивый вид Лу Саломе и быстро взял себя в руки. «Серьезно, фройлен, как я могу сделать это?»
«Теперь вы видите, доктор Брейер! Теперь вы видите, почему я выбрала вас, а не кого-нибудь менее известного!»
Колокола Сан Сальваторе отзвонили новый час. Десять утра. Матильда будет волноваться. Ах, если бы не она… Брейер снова подозвал официанта. Пока они ждали счет, Лу Саломе выдвинула необычное предложение.
«Доктор Брейер, позвольте пригласить вас завтра на обед. Как я уже говорила, я несу определенную личную ответственность за отчаяние профессора Ницше. Мне еще столько нужно вам рассказать!»
«Я сожалею, но завтра это будет невозможно. Не каждый день прекрасная женщина приглашает меня на обед, фройлен, но я не могу принять ваше приглашение. Я здесь с женой, так что было бы нежелательно оставлять ее одну снова».
«Давайте я предложу другой план. Я пообещала брату, что приеду навестить его в этом месяце. На самом деле, до последнего времени я планировала отправиться туда с Ницше. Позвольте мне сообщить вам дополнительную информацию, когда я буду в Вене. Помимо этого, я постараюсь убедить Ницше обратиться к вам по поводу ухудшения его физического здоровья».
Они вместе вышли из кафе. Официанты убирали со столов, в кафе появилось всего несколько посетителей. Только Брейер собрался удалиться, как Лу Саломе взяла его за руку и пошла с ним рядом.
«Доктор Брейер, этот час прошел слишком быстро. Я жадная, и я хочу провести с вами больше времени. Можно мне дойти с вами до вашего отеля?»
Эта смелая фраза, мужская, поразила Брейера; но в устах этой женщины все казалось верным, искренним — именно так люди должны говорить и жить. Если женщине нравится общество мужчины, то почему бы ей не взять его за руку и не предложить прогуляться с ней? Но какая бы женщина из тех, кого он знал, смогла бы произнести эти слова? Это была женщина совершенно другого сорта. Эта женщина была свободна!