Когда он был порочным

Куин Джулия

Неужели ничто не могло остаться прежним, таким, как до смерти Джона? Она никогда не думала, что их дружба с Майклом может погибнуть тоже.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

Франческа подняла глаза на Джанет, с запозданием сообразив, что свекровь задала ей вопрос. Может, и несколько вопросов, а она, погруженная в свои мысли, не отвечала. С ней часто теперь такое бывало.

— Прекрасно, — ответила она. — Совершенно так же, как и раньше.

Джанет в изумлении покачала головой:

— Просто поразительно. Никогда ни о чем подобном не слышала.

Франческа пожала плечами:

— Если

бы у меня не прекратились месячные, то я бы вообще ничего не заметила.

И это была совершеннейшая правда. Ее не тошнило, не тянуло на соленое, она вообще не ощущала в себе никаких перемен. Пожалуй, уставала чуть больше обычного, но это, возможно, было от горя. Мать сказала ей как-то, что сама она чувствовала ужасную усталость целый год после смерти ее отца.

Конечно, у матери было уже восемь детей, за которыми нужен был глаз да глаз. Франческе же нужно было заботиться только о себе самой, не говоря уже о том, что вокруг нее сновала целая армия прислуги. Вообще все носились с ней так, будто она была инвалидом королевской крови.

— Тебе очень повезло, — говорила между тем Джанет, усаживаясь в кресло напротив Франчески. — Когда я была беременна Джоном, меня рвало каждое утро. И днем частенько тоже.

Франческа кивнула и улыбнулась. Джанет уже рассказывала ей об этом, и не раз. Смерть Джона превратила его мать в сущую сороку, которая трещала без умолку, пытаясь заполнить горестную тишину, воцарившуюся в доме. Франческа благодарна была свекрови за эти старания, но подозревала, что боль ее излечит одно только время.

— Я так рада, что ты ждешь ребенка, — сказала Джанет и вдруг порывисто наклонилась вперед и сжала руку Франчески. — Так все это становится чуть более выносимым. Или, лучше сказать, чуть менее непереносимым, — добавила она не то чтобы улыбнувшись, но предприняв мужественную попытку растянуть губы в улыбке.

Франческа только кивнула, опасаясь, что если она скажет хоть слово, то сразу потекут слезы.

— Мне всегда хотелось еще детей, — призналась Джанет. — Но не судьба была. А когда Джон умер, я… Ну, довольно будет сказать, что еще ни один внук в мире не был окружен такой любовью, какая ждет дитя, которое ты вынашиваешь. — Она примолкла и сделала вид, что вытирает платком нос, хотя на самом деле хотела промокнуть глаза. — Ты не говори никому, но мне на самом деле совершенно все равно, будет это мальчик или девочка. Это будет частица Джона. Это и есть самое главное.

— Я знаю, — сказала Франческа негромко и положила руку себе на живот. Ей очень хотелось хоть как-то почувствовать присутствие ребенка у себя внутри. Она знала, что еще слишком рано для того, чтобы ребенок начал толкаться: она была едва на третьем месяце, если верить ее тщательным расчетам. Но ни одно платье еще не стало ей тесно, и еда казалась на вкус точно такой, как и прежде, и не одолевали ее ни причуды, ни болезненные состояния, о которых так много толковали другие женщины.

Она была бы только счастлива, если бы на протяжении всего этого времени она каждое утро извергала съеденное, — тогда можно было бы вообразить себе, что это ребеночек, находящийся у нее внутри, так машет ей ручкой и сообщает: «Вот он я!»

— Ты Майкла видела в последнее время? — спросила Джанет.

— Не видала его с понедельника, —

ответила Франческа. — Он теперь редко сюда заглядывает.

— Ему не хватает Джона, — тихо сказала Джанет.

— Мне тоже, — ответила Франческа и сама испугалась той резкости, которая проскользнула в ее тоне.

— Майклу сейчас нелегко приходится, — задумчиво произнесла Джанет.

Франческа только в изумлении уставилась на свекровь.

— Я вовсе не хочу сказать, что тебе легко, — торопливо прибавила та, — но подумай, в каком он оказался щекотливом положении: он не будет знать, станет ли графом, еще шесть месяцев.

— Ну, тут я ничем не могу помочь.

— Ну конечно, ничем, — подхватила Джанет, — но ему— то как неловко! Я уже слышала не от одной мамаши, что они просто не могут считать его достойным женихом для своих дочерей, пока ты не разрешишься девочкой. Одно дело — выйти за графа Килмартина, совсем другое — за небогатого графского родственника. И никому не известно, то он или другое.

— Майкл не такой уж и небогатый, — брюзгливо заметила Франческа, — кроме того, он ни за что не женится до тех пор, пока не кончится траур по Джону.

— Да, думаю, что с женитьбой он подождет до конца траура, но, надеюсь, присматривать невесту начнет пораньше, — сказала Джанет. — Мне так хочется, чтобы Майкл обрел семейное счастье. И разумеется, если он станет графом, то ему нужно будет позаботиться о наследнике. Иначе титул перейдет к этой ужасной дебнемской ветви семейства. — И Джанет содрогнулась при одной этой мысли.

— Майкл поступит так, как должно, — сказала Франческа, хотя сама-то не слишком была в этом уверена. Очень трудно было представить Майкла женатым. И раньше было трудно — Майкл не из тех, кто долго хранит верность одной женщине, — но сейчас даже как-то странно. Столько лет у нее был Джон, и Майкл всегда был рядом с ними, неизменный товарищ и спутник. Легко ли ей будет перенести его женитьбу и то, что сама она станет пятым колесом? Достанет ли у нее великодушия радоваться за него, когда сама она будет одинока?

Франческа потерла глаза. Она чувствовала себя ужасно усталой, по правде говоря, и слабой тоже. Надо думать, это добрый знак: ей не раз доводилось слышать, что беременные женщины устают больше, чем обычно. Она посмотрела на Джанет:

— Пойду-ка я, пожалуй, наверх и прилягу.

— Великолепная мысль, — одобрительно сказала Джанет. Франческа кивнула и встала и тут же схватилась за подлокотник кресла, так как ее вдруг качнуло.

— Не понимаю, что со мной, — сказала она, пытаясь слабо улыбнуться. — Я что-то плохо держусь на ногах и…

— Она не договорила, так как Джанет вдруг ахнула.

— Джанет? — Франческа с тревогой посмотрела на свекровь. Та страшно побледнела и прижала дрожащую руку к губам.

— В чем дело? — спросила Франческа и только тут поняла, что Джанет смотрит вовсе не на нее, а на стул.

Охваченная ужасом, Франческа заставила себя посмотреть на сиденье, с которого только что поднялась.

Там, в самой середине подушки сиденья, краснело маленькое пятно.

Кровавое пятно.

«Жизнь была бы много легче, — с тоской думал Майкл, — если бы я был пьяницей. Сейчас было бы самое время прибегнуть к бутылке и утопить свои горести в вине».