Когда он проснется
Шрифт:
Спустя десять минут Веденяпин уже возвращался назад, бережно прижимая к груди бутылочку с ароматной жидкостью.
Вася основательно подготовился к приходу напарника: на аккуратно расселенной газетке были разложены яства, вышеупомянутые колбаса, огурчики и несколько зубчиков маринованного чеснока. Также он достал граненые стопочки и спичечный коробок с солью.
– Садись, мил человек, закусывай, чем Бог послал, – прокомментировал происходящее с экрана телевизора главарь бандитов Горбатый, после чего наступил конец очередной серии
…Через полтора часа Коля и Вася допивали уже вторую бутылку бабы Любиного первача, за которой пришлось ходить еще раз. Самогон оказался крепким – не меньше пятидесяти градусов. Вася на правах старшего разлил остатки самогона по стопкам и ни слова не говоря опрокинул содержимое одной из них в рот. Коля взял свою стопку в руку, посмотрел пьяными глазами на ее содержимое, приподнял над столом, понюхал, затем взмахнул другой рукой, явно собираясь что-то сказать. Но подходящий тост, по-видимому, на ум не пришел. Поэтому Коля последовал примеру своего напарника и в два глотка выпил. Второй глоток явно пошел не в то горло, и Коля лишь усилием воли сумел отправить рвущуюся наружу жидкость туда, куда надо, то есть внутрь. На глазах выступили слезы.
Вася насмешливо посмотрел на него.
– Эх ты, сосунок, – наконец выдавил из себя старший лейтенант Ковалев.
Коля, откусывающий в этот момент кусок колбасы, так и замер с кружком, торчащим изо рта. Вася с вызовом смотрел на него.
– Ты чего? – без всякой обиды спросил Веденяпин.
– Ничего, – как-то уж очень зло ответил Вася, – салага ты. Пить не умеешь.
Коле совершенно не хотелось ругаться. Выпитый самогон привел его в умиротворенное состояние и принес расслабление во всех членах. Больше всего в этот момент он желал улечься на топчане в углу дежурки и замочить харьку часиков эдак до девяти утра… То есть до конца дежурства.
Вася же, видимо, наоборот, чувствовал прилив сил. Самогонка подействовала на него как допинг и он готов был сию секунду отправиться ловить всех нарушителей дорожного движения, вместе взятых. Но часы показывали половину третьего ночи, Варшавское шоссе пустовало, и Ковалев не знал, куда ему деть брызжущую через край энергию.
– Салага, – поглядывая на Веденяпина маленькими злыми глазами, повторил Вася.
По идее, промолчать бы Коле. Да и отправиться на топчан. Но стерпеть оскорбление даже от старшего по званию…
«Тьфу, – подумал он, – сплошные неудобства с этим Ковалевым. И не покуришь путем, и не выпьешь… Все, больше с ним в дежурство не встану».
– Почему это я салага? – заволновался Коля.
– По кочану, – туманно ответил Вася и потянулся к бутылке, которая, впрочем, не содержала в себе больше ни капли спиртного.
– Нет! – Коля положил свою ладонь на его руку. – Ты мне сначала скажи, почему я салага!
Вася со злостью выдернул руку, при этом смахнув на пол тарелку с солеными огурцами.
– Да потому! Только мальчишки водяру глотками пьют. Ясно?
–
– Залпом, вот как.
Ответить Коле было нечем. Но отвечать как-то надо. Поэтому он не спеша достал сигареты, зажигалку, с кайфом прикурил и выпустил в сторону Васи облако дыма.
– А это не твое дело, понял!
Глаза Васи сузились:
– Ты же знаешь, я не курю и терпеть не могу, когда при мне в дежурке смолят.
– И это тоже не твое дело, – нагло добавил Коля.
Вася усмехнулся и проникновенно сказал:
– Мое, Коля, мое.
В его зрачках засверкали радостные огоньки. И не успел Коля и глазом моргнуть, как Васин увесистый кулак, словно в замедленном кино, полетел прямиком ему в лицо. Конечно, это Коле казалось, что летит он долго, на самом деле все заняло долю секунды. И ходить бы после этого удара Коле с переломанным носом, если бы не пол-литра забористого бабы Любиного самогона в жилах Васи Ковалева. Не рассчитав силу удара, Вася потерял равновесие и упал с табуретки, между делом смахнув со стола коробок с солью.
«Все, – пронеслось в голове суеверного Коли, – теперь поссоримся… Хотя почему «поссоримся»? Мы вроде уже…»
Неудачный Васин удар, однако, разозлил Колю. И, схватив своего напарника за руку, он сильно дернул на себя.
– Я тебе сейчас… – говорил он при этом. Сильным рывком Коля вытянул Васю. Его тяжелое тело смело все, что было на столе, и, перекувырнувшись, шлепнулось об пол.
Сделав свое дело, Коля с достоинством скрестил руки на груди.
Но и Вася в долгу не остался. С неожиданной прытью он вскочил на ноги и бросился на Колю. Напарники сцепились, как в последнем бою, и катались по полу дежурки, безжалостно давя спинами соленые огурцы, кружки колбасы и ломти хлеба.
Все-таки победила молодость. Коля оседлал напарника, прижал его руки к полу и заявил:
– Все. Сдавайся. Или жезлом заеду.
И потянулся к лежащему тут же на табуретке полосатому жезлу.
– Ладно, – крайне неохотно выцедил сквозь зубы Ковалев, – сдаюсь.
Через минуту они сидели за разоренным столом тяжело дыша, и каждому в голову пришла одна и та же мысль.
– Ну что, – наконец озвучил мысль Ковалев, – может, мировую?
Коля кивнул. Встал и потянулся к валенкам, один из которых оказался под топчаном, а второй неизвестно каким образом оказался на столе.
– Я с тобой выйду… Проветрюсь, – нетвердо произнес Вася и тоже натянул на себя тулуп.
Напарники вышли. Ночной мороз обжег их разгоряченные лица, из ноздрей повалил густой пар. Захотелось думать о чем-то хорошем и правильном.
– Ты извини, Коляныч, – прижав руку к груди, повинился Вася, – не знаю, понимаешь, какая муха укусила.
Веденяпин махнул рукой:
– Да ладно. Бывает.
– Ты вот что, Коля… Ты кури в дежурке, если хочешь…
Обалдев от такого великодушия, Коля повернулся к Васе, они обнялись и расцеловались.