Когда он проснется
Шрифт:
– Лечением… – не очень уверенно ответила хозяйка, – и профилактикой.
– А медсестры, я полагаю, все на рабочих местах? – насмешливо спросил Турецкий, который уже давно понял, куда они попали, – судя по названию вашего центра, работа у них подвижная. Умаялись небось?
– Так, сейчас нет времени на разговоры, – строго сказал Грязнов, – где телефон?
Хозяйка повела их вниз, в большой зал со стойкой бара, кожаными диванами, несколькими столиками и небольшим подиумом в углу. За стойкой находился телефон.
–
– Люба, – ответила бабища, у которой коленки подгибались от страха.
– Михась звонил?
– Н-нет. Еще не звонил…
– А должен?
Она пожала плечами.
– Он собирался уезжать?
– Вроде да…
– Ну так вот. Мы будем здесь сидеть около телефона, пока не позвонит Михась. И ты с ним поговоришь как ни в чем не бывало. Поняла?
– А если он не позвонит? – с вызовом ответила Люба.
– Будем сидеть до тех пор, пока не позвонит. Вопросы есть?
Грязнов принял такой грозный вид, что Люба старательно закивала.
– Имей в виду, без фокусов. Ты статью уже имеешь – за организацию притона. И от меня зависит, что тебе еще припаяют. Ясно?
– Ясно, ясно, миленький, – заплакала Люба, – не губи, красавец. Что хошь отдам.
Она запустила руку в необъятный бюст, похожий на два больших кома подоспевшего дрожжевого теста, долго рылась и достала большую пачку долларов.
– Ты никак хочешь еще одну статью получить? – сердито отреагировал Грязнов.
– Да что ты, – замахала руками опытная бандерша, – обижаешь. Нешто я правил не знаю? Оформи как добровольную сдачу материальных ценностей…
Грязнов засмеялся:
– Соображает… Короче, как договорились. Говоришь с Михасем как обычно. И виду не подавай, что здесь кто-то посторонний.
– Да, да, соколик, – испуганно говорила Люба, – даже не сомневайся.
– Гляди у меня… – погрозил пальцем Грязнов.
Внезапно одна из дверей открылась и в зал вошла совершенно голая заспанная девушка с пустым стаканом в руке.
– Мам Люба, что такое, – зевая спросила она, – что за шум?
Она огляделась и, увидев омоновцев, недовольно скривилась:
– Что, опять из отделения?
И, не замечая отчаянных знаков, которые подавала ей Люба, поинтересовалась:
– А где Леонид Карпович?
– Идите к нам, девушка, – позвал ее Турецкий, – вы, я полагаю, хотите выпить?
– Угостишь, – профессионально подмигнула девушка, – выпью.
– Гыть в комнату! – шикнула Люба. – Пошла вон!
– А что такое? – непонимающе пожала плечами та. – Разве это не из отделения?
– Вон! – заорала Люба.
Девушка испуганно убежала, тряся аппетитными ягодицами.
– Что ж вы так грубо с персоналом, Мама Люба? Правда, судя по тому, что вы «Мама», это, наверное, ваша дочь? – издевался Турецкий.
В этот момент зазвонил телефон.
– Алло, – сказала Мама Люба, взяв трубку, – да… Мишенька, здравствуй… да…
– Ну, – разом воскликнули Турецкий и Грязнов, когда она положила трубку.
– Сказал, что не будет его некоторое время. Что уезжает он.
– Куда – не сказал?
– Нет.
– Гляди… Мы все равно разговор записываем.
Грязнов набрал номер Петровки.
– Грязнов… Да, слышали… Откуда звонили? Белорусский вокзал?.. Пришли туда подкрепление. Сейчас выезжаем.
Он повернулся к Любе:
– Ну-ка говори, какой из себя твой Михась?
– Ну молодой, лет тридцати, может, трошки постарше. Лысенький, невысокий…
– Как одевается?
– В дорогом пальто, в черной кожаной кепке ходит. И как у него уши не мерзнут?
– Ладно, там разберемся. По коням, ребята!
– Звонок был из автомата в здании Белорусского вокзала, – говорил Грязнов, когда они уже были в машине, – я так полагаю, он туда приперся не для того, чтобы просто позвонить. Наверняка он собирается умотать.
– Может, в Европу? – предположил Турецкий.
– Может. Я так думаю, у него документы фальшивые. И он не хочет в аэропорту светиться. А здесь – езжай, не хочу. Нашим пограничникам сунет, полякам. Они хрусты ох как любят! А может быть, просто через Белоруссию в Львов намылился. В любом случае нужно поторопиться, как сказали в справочной, следующий поезд, на Могилев, отходит через полчаса.
Несмотря на раннее утро, Белорусский вокзал был полон. Потоки людей шли от подходивших к перрону электричек, другие, состоявшие из гораздо более нагруженных пассажиров, – от поездов дальнего следования. В устье перрона, там, где начинался красивый узорчатый дебаркадер, встречные потоки перемешивались между собой, образовывая ужасную давку. В воздухе слышались русские и белорусские ругательства. Черные гранитные Маркс и Ленин печально взирали на происходящее со своих постаментов.
Чтобы отыскать здесь кого-то, нужно быть по меньшей мере Кашпировским, подумал Турецкий, когда они оказались в этом человеческом водовороте. Дорогое пальто, кожаная кепка… Здесь по меньшей мере пара сотен наберется, одетых таким образом.
Они направились к табло. Могилевский отходил через пятнадцать минут, на Варшаву через полчаса, в Минск через сорок пять минут. На Гродно через час десять. Потом еще один варшавский и экспресс в Смоленск.
– Ну что, Слава, как будем его искать? – без всякого энтузиазма спросил Турецкий.
– Сейчас приедет дежурная оперативная бригада, – ответил Грязнов, – ребята прочешут весь вокзал.
Однако и в голосе Славы сквозило сомнение.
Через несколько минут прибывшие оперативники рассредоточились по вокзалу.