Когда отступают ангелы (Разные среди разных)
Шрифт:
Смотри-ка, вскакивать начал…
— Да кому ты на фиг нужен! — сказал я, удивлённо глядя на него снизу вверх. — Всё равно узнаю завтра, за что гоняли…
Гриша помолчал, успокаиваясь.
— За Людмилу, — вымолвил он мрачно.
— За Людмилу? — ошарашенно переспросил я. — Ах, за Людмилу…
Я посмотрел на смущённого, рассерженного Гришу и засмеялся.
— А что хоть за Людмила? Я её знаю?
— Как же ты её можешь не знать! — с досадой ответил Гриша. — В одной смене работаем.
Я
— Постой-постой… Так это наша Люська? Крановщица?
Гриша молча кивнул.
— Мать! — крикнул я, втаскивая его за руку в большую комнату. — Посмотри на этого дурака, мать! Ты знаешь, с кем он связался? С Люськой Шлёповой из Нижнего посёлка!
Мать выронила вишнёвый плюш, которым покрывала швейную машинку, и, всплеснув руками, села на стул.
— Да как же это тебя угораздило, Гришенька?
У Гриши было каменное лицо взятого в плен индейца.
— Он уже и с Бехтерем познакомиться успел, — добавил я. — Устроили, понимаешь, клуб любителей бега по пересечённой местности!
Услышав про Бехтеря, мать снова всплеснула руками.
— Побьют тебя, Гришенька, — проговорила она, с жалостью глядя на квартиранта.
Когда на следующий день перед сменой я рассказал обо всём ребятам, отреагировали они как-то странно. Валерка осклабился, Вася-штангист всхохотнул басом. Старый Пётр сказал, поморгав:
— А в чём новость-то? Что Гринька с Люськой? Так я это неделю назад знал.
— Неделю? — не поверил я. — А кто разнюхал? Аркашка?
— Ну ты, Минька, силён! — восхитился Сталевар. — Глянь-ка туда.
Я обернулся. Возле правилки, там, где у нас располагается лестница, ведущая на кран, стояли и беседовали Гриша с Люськой. И то ли повернулись они так, то ли свет, сеющийся по цеху из полых стеклянных чердаков в полукруглой крыше, падал на них под каким-то таким особым углом, то ли я просто впервые видел их вместе… Похожи как брат с сестрой. Гриша, правда, черноволосый, а у Люськи — рыжая копна из-под косынки, вот и вся разница.
— Я тоже сначала думал — они родственники, — пробасил над ухом Вася-штангист.
А после смены я снова встретил Люську у проходной.
— Бехтеря ждёшь? — спросил я. — Или Гришу?
— А ты прямо как свёкор, — кротко заметила она. Глаза её были зелены и нахальны.
— Слушай, Люська! — сказал я. — Чего ты хочешь? Чтобы Бехтерь Гришку отметелил? А я — Бехтеря, да?
— Кто бы тебя отметелил… — вздохнула она.
— Ишь, губы раскатала! — огрызнулся я. — Метёлок не хватит!.. Слушай, на кой он тебе чёрт сдался, а? Для коллекции, что ли? Нет, я, конечно, понимаю: парень красивый, видный. Тихий опять же. Стихи, наверное, читает… с выражением.
Люська поглядела на меня изумлённо и вдруг расхохоталась, запрокинув
— Стихи?.. Ой, не могу! Гриша — стихи!..
— Ну вот, закатилась! — с досадой сказал я. — Чего смешного-то?
— Да так… — всё ещё смеясь, ответила Люська. — Просто никто ещё мне ни разу не вкручивал, что он из-за меня с другой планеты сбежал…
Глава 7
— А как же твоя философия насчёт смирительной рубашки? Тебе ведь раньше камеры хватало…
Он улыбнулся.
— Не хватило, как видишь…
Мы подходили к заводу, и уже замаячил впереди стеклянный кубик проходной, когда навстречу нам шагнул Валька Бехтерь с фирменными очками в руке.
— Почему у тебя рожа целая? — испуганным шёпотом спросил он Гришу.
На меня он даже не смотрел.
— Два раза тебе повторять? — с угрозой осведомился я. — Кому было сказано, чтобы ты мне больше не попадался?
Похоже, Бехтерь не понял ни слова и среагировал только на голос.
— Минька! — в страхе проговорил он, тыча в Гришу очками. — Почему у него рожа целая?
— В чём дело, Бехтерь? — начиная злиться, процедил я.
— Минька, клянусь! — Бехтерь, чуть не плача, ударил себя очками в грудь. — Я же его вчера ночью встретил!.. Я же его вчера… Синяки же должны были остаться!
Но тут я так посмотрел на него, что Бехтерь попятился и пошёл, пошёл, то и дело оглядываясь и налетая на людей.
— Вот идиот! — сказал я. — И не пьяный вроде… Интересно, что это у него за работа такая? Полчетвёртого уже, обед у всех давно кончился, а он гуляет…
Я повернулся к Грише и увидел, что смуглое лицо моего квартиранта бледно, а губы сложены в безнадёжную грустную улыбку.
— Так, — сказал я. — С ним всё ясно. А с тобой что?
— Знаешь, Минька… — через силу выговорил он. — Я, пожалуй, от тебя съеду…
— Съедешь с квартиры? — изумился я. — А чего это ты вдруг?
— Нашли меня, Минька, — с тоской сказал Гриша Прахов. — Ты не волнуйся — тебя не тронут… не имеют права… В общем… прости, если что не так.
— Да он что, заразный, что ли? — взорвался я, имея в виду Бехтеря. — Сначала он бредил, теперь — ты!..
Сгоряча я сказал что-то очень похожее на правду.
— Людмила! — ахнул Гриша. — У неё же отгулы! Её же сегодня в цехе не будет!..
Он кинулся в сторону, противоположную проходной, и я еле успел поймать его за руку.
— Ты куда?
— К ней!
— Куда к ней? Хочешь, чтобы прогул тебе записали?
Скрутил я его, довёл до стеклянного строения и силой затолкал в вертушку проходной. Оказавшись на территории завода, Гриша перестал буянить и притих.
— Да ведь она же к родственникам уехала! — вспомнил он вдруг. — Ну, тогда всё…