Когда падают горы (Вечная невеста)
Шрифт:
Элес придвинулась ближе и негромко ответила, почти прошептала:
— На любом километре!
В этом благостном настроении Арсен Саманчин удивился одному странному обстоятельству: неотступно преследовавшие его злонамеренные мысли о мщении постепенно отступили, ему захотелось — от греха подальше — забыть о них навсегда. “Пошел он этот Курчал! Могу, могу я прожить и без нее, без Айданы зазвездившейся. Каким же ничтожным сумасбродом я был. Все! Точка! Есть у жизни другие радости”, — подумалось ему. И еще: “А вот Вечная невеста все равно не забудется. Но
Серьезно и основательно задумывался Арсен Саманчин и о том, чтобы жениться на Элес. Судя по всему, они подходили друг другу характерами и взглядами на жизнь. Она женщина достаточно начитанная, тактичная и собой хороша; надо полагать, очень энергичная, если промышляет челночеством. Тут не рассядешься как купчиха за самоваром. И, кстати, избавился бы от упреков и недовольства родственников. Особенно порадовались бы шеф Бектур-ага — “дядюшка Черчилль”, как иногда называли его в аиле, — братец Ардак и другие двоюродные и троюродные родичи. Но самое, разумеется, главное — насколько она сама, Элес, готова к такому повороту судьбы. Ведь у нее могут быть свои проблемы. Первое слово за ним, как за мужчиной. Он должен просить руки…
Конечно, можно было бы обмолвиться об этом — не в шутку, как давеча, а всерьез — уже сейчас, пока они остаются здесь по делам фирмы “Мерген”, размышлял он, прислушиваясь к наигрышам Элес. Однако жизнь, всегда требующая мзды за счастье, выставляла свой шлагбаум на пути его намерений. Как ни старался Арсен Саманчин запретить себе думать о том, что готовилось Таштанафганом и его подельниками, напрочь отрешиться от этих мыслей не удавалось, хотя и пытался он убедить себя, что Таштанафган опомнится, не посмеет решиться на такую неслыханную авантюру, несмотря на маячащую впереди многомиллионную добычу, сумеет превозмочь желание воспользоваться шансом, пусть выпадающим лишь раз в жизни, и осознает не только то, какие беды навлечет на родное селение, но и то, как пострадает репутация его страны.
Звучит банально, но каждый раз, когда приходится решать сложные личные проблемы, убеждаешься: как все-таки странно устроен наш мир. От сотворения спеленатый противоречиями, он путается в них вечно.
Таштанафган представляет себя антиглобалистом. Но антиглобализм для него — способ террора. Нашел себе, видишь ли, оправдание. Марксисты его поддержали бы. Не зря он как-то сказал, что в горах должен появиться свой Че Гевара. Но куда ему до Че Гевары! И попробуй переубеди, когда долларовый сель готов снести на своем пути любые идеи и принципы. Запутались бедолаги. Понятно, кому хочется весь век прозябать в нищете!
Ну, все, хватит! Плюнуть на все и исчезнуть! А куда? Свою шкуру спасешь, а как быть другим? И приходили в голову самые невероятные идеи. Чтобы повеселить Элес, он, притормозив машину, с притворной серьезностью произнес:
— А что бы ты сказала, если бы по каким-то причинам я остался жить в горах, отшельником в пещере?
Элес не растерялась и, прижавшись сзади к его плечу, ответила:
— Если вместе — я готова!
— Это
Он остановил “Ниву”, Элес быстро выскочила, пересела на переднее сиденье, и сразу стало еще теплей у него на душе.
— А что, ты вправду мечтаешь пожить в пещере?
— Кто его знает? Лучше скажи, как ты сразу отважилась поселиться там вместе со мной? Первобытного житья не боишься?
— А ты разве не замечаешь, Арсен, что я очень-очень хочу тебе понравиться?
— А я — тебе.
— Ну а раз так, будем жить в горах, как только что возле речки, любовью заниматься, купаться в ручьях… Но ты мне все же скажи, в пещере когда заживем, чем ты будешь заниматься?
— Медитацией. Лекции тебе стану читать. Есть такое учение — тенгрианство. Его приверженцы поклоняются небу.
— Вот узнают об этом муллы здешние — придут и завалят тебе выход из пещеры. И что тогда? Но один ты там не останешься, я буду рядом.
— Ну, тогда беспокоиться не о чем. А у мулл своих дел по горло. Какое им дело до какого-то отшельника, у них заботы вселенские.
— А моя забота будет только о тебе. Выходит, ты — моя Вселенная!
— И в чем же будет выражаться твоя забота?
— Я очень хочу, чтобы у нас был ребенок. Мальчик, которого я буду водить за ручку. На лекции твои пещерные, чтобы с детства слышал.
— Готов. И буду просить небо, чтобы так было. Ты прости меня, Элес, может, не к месту, но я хотел бы знать — у тебя были до этого дети?
Элес нисколько не смутилась — коротко ответила:
— Нет. Удавалось избегать.
— Больше не избегай.
— Не буду. Наоборот, тоже буду молить небо, чтобы послало нам славненького мальчугана.
— А если будет девочка, я обрадуюсь не меньше!
— Я тоже! Девочки с детства умнее бывают.
— Ну, ясное дело! Итак, все вопросы согласованы и, как говорят в таких случаях, осталось только подписать протокол о намерениях, — пошутил он.
— О замечательных намерениях! — подхватила она.
— Будем готовить протокол.
Вдали завиднелись окраины села. Уже стемнело, и повсюду светились огоньки. И тут вдруг раздался телефонный звонок.
— Ой, это мне! — встрепенулась Элес и, перегнувшись на заднее сиденье, где лежала ее куртка, достала из кармана мобильник.
— Да? Это ты, Зейнеп? А, понимаешь, я была в горах, в таком месте, куда сигнал не проходит, а сейчас уже в Туюк-Джаре. Да, слушаю. Да-да, я ждала ответа на свой факс, и что там? На девятнадцатое число? Так срочно? Хорошо, я подумаю и перезвоню. Да-да, обязательно, часа через два. Пока, Зейнеп.
Положив мобильник обратно в карман, Элес объяснила, что звонила из Чулгана, пригорода Аулиеаты, ее подруга по челночному бизнесу. Их четверо, Элес у них старшая, вроде бы как когда-то пионервожатая. В Саратове есть центр мелкооптовой торговли, куда предстоит им ехать. У них там контракт на закупку разных товаров, которые они развозят потом по здешним лавкам и мелким базарам.