Когда плачет небо
Шрифт:
Яна замолчала и в изнеможении откинула голову назад. Было видно, что разговор ей неприятен и дается с трудом. Лоб ее покрылся мелкой испариной, а под глазами залегли чернильные тени
В эту секунду дверь кухни приоткрылась и в нее просунулась голова взъерошенная седая голова эксперта.
– Алексей Дмитрич, я закончил. Все материалы у Королева и Емельяненко. Как только будут готовы результаты, - позвоню. Будь здоров, я уехал.
– Погоди, Лев Валентиныч, - подхватился Березин, - Зайди на пару минут.
Алексей быстро шепнул ему что-то, и острые проницательные глаза Погодина немедленно уставились на Яну, спустя мгновение прохладная суховатая ладонь легла на ее лоб.
–
С этими словами он открыл свой неизменный чемоданчик и выудил оттуда градусник и пару ярко-красных таблеток.
– Градусник ставим, пилюли глотаем!
– сказал он своим непередаваемым надтреснутым голосом.
Некоторое время Погодин, сложив руки на груди, молча смотрел на Яну, супил свои косматые брови и покачивал головой.
– Что вы на меня так смотрите?
– наконец не выдержала Яна.
– Надо, вот и смотрю, - добродушно отозвался Лев Валентинович.
– Пытаюсь понять сколько вы еще протянете.
– На что вы намекаете?
Погодин рассмеялся. Смех его напоминал скрип рассохшейся старой деревянной телеги.
– Шучу. Юмор у меня такой, своеобразный. Не обращайте внимания, - издержки профессии. Давайте градусник! Ну, так и есть, - тридцать восемь и девять. Вот, что я скажу тебе, любезный Алексей Дмитрич, - обернулся он к Березину, - Давай-ка побыстрей заканчивай допрашивать свои допросы и доставь барышню домой. Иначе, голубь мой, рискуешь остаться без ценного свидетеля. Ну а вы, милая моя, по прибытии в родную берлогу, немедленно начинаете изображать из себя медведицу в глубокой зимней спячке. Я сейчас дам вам некоторые пилюльки и напишу, как их принимать. Но настоятельно рекомендую проконсультироваться с врачом. Потому как судмедэксперт, коим я и являюсь, - для пущей убедительности он ткнул суховатым пальцем себе в грудь, - больше привык иметь дело с покойниками, нежели с живыми привлекательными барышнями.
С этими словами он вырвал их своего видавшего виды потрепанного блокнота страницу и записал на ней что-то корявым неразборчивым почерком.
– С этим завтра в аптеку, а пока - вот, держите. Примите сейчас, потом перед сном, а в случае температуры, повторите еще и ночью. Честь имею!
Выложив на стол еще несколько таблеток, Погодин церемонно поклонился Яне и скрылся за дверью.
– Мы можем продолжать, Яна Станиславовна?
– осторожно спросил Березин.
– Всего лишь пара вопросов.
– Конечно, спрашивайте.
– Как складывались отношения Витковской в издательстве?
– Кару очень ценили. Она была безумно талантлива. У нее был замечательный стиль и острый язык. Рейтинги в последние годы просто зашкаливали, да и гонорары были весьма солидными.
– Вы несколько раз упомянули пресс-секретаря Карины. Романова, кажется?
– Все правильно, Юлия Сергеевна Романова.
– Они дружили с Кариной? Что вы можете сказать о ней?
Яна пожала плечами:
– Ничего особенного. Мы никогда не были близко знакомы, встречались всего лишь несколько раз. Она - типичная карьеристка. Для нее Кара была прежде всего источником дохода и полезных связей. Мне иногда казалось, что она завидует Карине, но это только мое мнение... Справедливости ради надо сказать, что сама Кара не смогла бы так организовать рабочий процесс, как это удавалось Юле. Романова была ее правой рукой, занималась всеми контрактами, организацией рекламы ее книг и прочим, что касалось работы в издательстве. Но это были чисто деловые отношения, ни о какой дружбе речи не шло.
– Мог ли кто-нибудь из ее коллег желать ей смерти?
– Бог с вами! Не удивлюсь, если Голубев, узнав о том, что
– вдруг воскликнула она и, словно осознав до конца, что произошло, буквально забилась в рыданиях.
"Все, надо сворачиваться. Больше я от нее сегодня ничего не добьюсь"
Березин снова наполнил стакан водой и заставил ее проглотить оставленную Погодиным пилюлю.
– Пойдемте, Яна Станиславовна, я отвезу вас домой.
Подхватив ее под руку, он помог ей выйти из квартиры, откуда, несмотря на открытые настежь окна, до сих пор веяло скверным, тошнотворным запахом смерти.
***
Яна вошла в квартиру, прижимая к себе большую трехлитровую банку с рыбками, которых ей позволили забрать из осиротевшей квартиры Карины. Она поставила ее на пол, а сама не раздеваясь, опустилась на низенькую табуретку возле вешалки и закрыв глаза бессильно откинулась назад. Слез уже не было. Только невыразимое чувство пустоты и страшная, невыносимая боль. Эта боль занимала все тело, выжигала душу. Казалось, что в самое сердце загнали огромный раскаленный добела железный прут.
Кару убили. И ничего уже не изменить. Ничего не исправить.
"Убили не только ее, но и меня". Эта мысль, словно удар тока пронзила ее, дойдя, наконец, до сознания. Она почувствовала себя ненужной вещью, куклой, которую выбросили в коробку со сломанными игрушками. Горло стиснули стальные тиски, и затылку под волосами стало почему-то очень горячо.
Ей было всего шестнадцать, когда умерла мама. Просто однажды утром не проснулась. Врач, приехавший на вызов равнодушно пожал плечами: " А что вы хотите, - возраст..." Возраст. Смешно. Маме было всего пятьдесят лет. Но почему-то в их городе считалось, что человек, которому перевалило за сорок уже глубокий старик. Стиснув зубы, Яна закончила школу, и отправилась покорять Москву. В родном городе оставаться было незачем, да и не с кем. Отец бросил их еще до ее рождения, а из родственников была только старенькая баба Аксинья, живущая в деревне Веселки. Бабушка всегда недолюбливала Яну, называя ее странным словом "байстрючка".
Ее первая попытка поступить в университет бесславно провалилась, но она не собиралась сдаваться. Ей посчастливилось устроится в деканат помощником секретаря. Декан был человеком добрым и, узнав о ее ситуации, выбил для Яны комнату в общежитии, а также позволил посещать лекции вечерников. Через год она без труда сдала экзамены и стала студенткой первого курса факультета филологии. Однако, подруг-друзей скромная худенькая, ничем не примечательная девочка из провинции, так и не завела. Ее соседки по комнате сменялись каждый месяц, - кто-то выходил замуж, кому-то удавалось снять квартиру... Только Яна была постоянной и бессменной жиличкой триста двадцать пятой комнаты. Сокурсники смотрели на нее с жалостью, соседки - снисходительно-равнодушно. Так прошел первый год.
Как-то раз, в начале сентября, Яна пришла домой и обнаружила за столом, на котором стоял торт и бутылка вина, незнакомую ей девушку. У незнакомки были коротко стриженые густые темные волосы, которые обрамляли ее узкое лицо, подчеркивая белизну кожи. Классический прямой нос, высокий лоб и пронзительные серые глаза с капелькой грусти.
– Ну, привет!
– с порога приветствовала она Яну, - Сижу-сижу, а никто не появляется! Я твоя новая соседка. Меня зовут Карина Красина, можно просто - Кара. А тебя?