Когда погиб Милован
Шрифт:
— Вас понял, фрау гауптман.
— Завтра после обеда жду вас здесь.
Обер-лейтенант вышел. Эльза задумалась. Абвер зря не затевает такие операции. Завтра утром надо передать шифровку и известить Центр о задании, указать место, где она будет находиться. Не может быть, чтобы в Швейцарии не было наших разведчиков. Кто-то придет к ней на связь. По всему видно, что Марек стоящий парень, возможно, удастся привлечь его к работе в пользу Советского Союза.
Миллер закрыла кабинет на ключ и с личным делом Бедуина отправилась к Штольцу.
— Господин
— Да. Ознакомилась? Твое мнение?
— Надеюсь справиться с заданием. Досье на Марека не совсем полное: нет его увлечений, что любит, что ненавидит, кто он в личной жизни и много другого, что должен знать человек, начинающий с ним борьбу.
— Ты права, в личном деле этого нет. Когда выполнишь задание, мы дополним его характеристику. Марек — очень скрытный человек, о нем столько разноречивых мнений, что мы воздержались от выводов. То, что скажешь ты, вернувшись из Швейцарии, будет занесено в его личное дело.
— Я постараюсь эти данные предоставить вам еще до отъезда в Швейцарию.
Видя, как удивился Штольц, Эльза добавила:
— Я все завтра вам объясню, господин штандартенфюрер.
— Буду очень рад услышать от тебя что-нибудь новое о Бедуине.
Миллер вышла на улицу. Утром была оттепель, сейчас подморозило, и было очень скользко. Несколько ребят лет десяти, разогнавшись по обочине тротуара, становились на отполированную до ледяного блеска дорожку и с визгом неслись один за другим. Миллер минут пять стояла, наблюдая за ребятишками, потом разбежалась и прокатилась тоже. Проходившие мимо три солдата удивленно посмотрели на нее. Эльза рассмеялась и зашагала к пансиону.
В тот же вечер она составила шифровку для Центра. Почти два часа ушло у нее на это. Просмотрев ровные колонки цифр, она переписала их на папиросную бумагу и свернула лист в маленькую трубочку. Оделась и пошла к кинотеатру. У кассы было много людей, Миллер решила дождаться, пока очередь уменьшится, чтобы положить шифровку в тайник. Она так увлеклась, рассматривая в фойе портреты киноактеров, что не заметила, как к ней приблизился Андрей.
— Хайль Гитлер, фрау гауптман.
— Хайль Гитлер. Вы в кино?
— Очень много людей, пойду в другой раз.
Миллер поняла, что Андрей неспроста подошел к ней, тихо спросила:
— Что случилось?
— Вчера после вашего ухода какой-то тип очень внимательно изучал тайник, когда он ушел, я протер все вокруг спиртом, но ликвидировать тайник не стал. Очень сомнительный человек, раньше я его в кинотеатре не встречал.
— Вчера я тщательно проверила, нет ли за мной хвоста. Ничего подозрительного не заметила.
— Я не сказал, что этого человека привели вы, но лучше не рисковать. Давайте шифровку.
Миллер незаметно передала ему трубочку из папиросной бумаги.
— О гибели Фрица расскажете на словах. О нем я почти ничего не писала.
— Понял. Сегодня я ходил в призывную комиссию, приняли. Послезавтра отправляюсь на фронт.
— Желаю удачи. Прощай, Андрей…
—
Эльза пошла к выходу. Ей было больно расставаться с товарищем, она была уверена, что больше не встретит Андрея. И снова она оставалась одна. Сейчас нужно серьезно готовиться к встрече с Мареком. С этими мыслями она подошла к пансиону. На крыльце стоял Гардекопф.
— Прошу прощения, что побеспокоил вас, но у меня есть информация, которая должна заинтересовать вас.
Они поднялись в комнату Эльзы.
— Рассказывайте, что узнали? — нетерпеливо спросила Миллер.
— Я ездил к одному офицеру, который в 1939 году находился в Чехословакии во время ее оккупации нашими войсками. На мой вопрос, у кого находятся документы службы безопасности Чехословакии, он ответил, что почти все документы теперь в СД. Люди Шелленберга оказались проворнее. Кроме того, они взяли нескольких офицеров. Один из них служил с Мареком шесть лет. Я узнал его фамилию — майор Брижек. Офицеры находятся в небольшом концлагере рядом с Берлином. Этот концлагерь в ведении имперского управления по делам концлагерей. Я уже побывал в управлении и от имени Штольца добился разрешения на допрос майора Брижека. Это разрешение послужит также пропуском на территорию лагеря. Есть еще и письмо к начальнику лагеря, где приказано сказывать нам содействие и разрешается применить к майору Брижеку допрос с пристрастием. Ну как?
— Не ожидала от вас такой прыти, вернее такой оперативности. То, что вы сегодня сделали, выше всяких похвал, но надо сообщить об этом Штольцу, так как вы действовали от его имени. Поезжайте в управление, может, застанете его там, если нет, то по служебному телефону позвоните ему домой, расскажите все и попросите на завтра на 8.00 автомобиль для поездки в концлагерь.
После ухода Гардекопфа Эльза долго думала о нем, с каждым днем он раскрывался с новой стороны. Его сообразительность очень удивила Миллер. Рассуждая, анализируя, споря с собой, она уснула.
На следующий день в 7.30 Миллер уже была готова к поездке. В 7.35 в ее комнату постучал Гардекопф.
— Прошу прощения за опоздание, фрау гауптман, за мной поздно заехал шофер Штольца.
— Он дал нам свой автомобиль?
— Да. Он тоже собирается с нами в концлагерь. Сейчас мы заскочим за ним в управление.
— Хорошо. Идите, я спущусь.
Штольц стоял на крыльце управления и отчитывал за что-то дежурного офицера. Увидев подъехавших, спустился по ступенькам к автомобилю, открыл заднюю дверцу и сел рядом с Миллер.
Шофер развернул машину и помчался по городу.
— Фрау Миллер, вы зря время не теряете. Как вам удалось разыскать этого чеха? — полюбопытствовал Штольц.
— Заслуга в этом полностью обер-лейтенанта.
— Вы надеетесь, что Брижек расскажет вам что-то ценное о Мареке?
— Даже если он не дополнит ваше досье на Бедуина новыми данными, мне необходимо побеседовать с ним — все-таки он хорошо знал Марека. У майора Брижека есть шансы остаться в живых?
— Никаких.