Когда покинул не только Бог...
Шрифт:
"Я, не так давно, поняла одну страшную вещь: вся жизнь равняется слову ''жди''.
Ты всё время, что-то ждёшь. Ждёшь, пока остынет кофе. Ждёшь лето. Ждёшь Новый Год. Ждёшь когда упадёт астероид, и когда твоя кошка наконец нажрётся.
Ты ждёшь сообщения в Фэйсбуке и звонка на телефон. Не важно сколько тебе, тридцать, семьдесят или пять. В сорок ты ждешь жену с работы, а в пять, когда мама заберёт с садика. И всё ждёшь и ждёшь: зарплату, окончание фильма, у моря погоды, когда уйдут лишние килограммы, а придут седые волосы.
Ждёшь победу над своими страхами и поражение конкурента. Ждёшь, ждёшь, ждёшь.
Ждёшь подарка и просто доброго слова.
Ждёшь подвоха и трамвай.
Ждёшь доставку пиццы и окончания рабочего дня. И опять ждёшь, ждёшь, ждёшь.
Ждут
Но самое главное, что кто-то ждёт и тебя. Не потому, что от тебя что-то нужно, а просто - ждёт потому, что ты есть. Не важно, где тебя ждут: в сети, дома, или в аду... Торопитесь к тем, кто ждёт. Иной раз им достаточно обычного ''Я ЗДЕСЬ'', и им спокойно, что ты вот, ты тут..."
ПРОЛОГ.
Темно-бордовая помада ровным глянцем легла на губы, подчеркнув припухлость и изгиб. Белоснежные ровные зубки блеснули в хищной улыбке, преобразившей породистое лицо. Полированная поверхность зеркала во весь рост отразила молодую женщину, возраст которой определялся критиками как "едва за тридцать" и "ранний бальзаковский". стройная, подтянутая фигурка с высокой грудью, обтянутая или скорей "облитая" шелком цвета "марсала", лодочки-шпильки и клатч в тон помаде и маникюру завершали образ роковой женщины, которая неспешно поворачивалась перед зеркалом, критически оглядывая себя со всех сторон. Заведя руку за голову, она вытащила шпильки, удерживающие волосы на затылке и роскошная масса локонов темно-каштановым водопадом хлынула на плечи, укрыв спину ниже талии. Тяжелый каскад искрился в свете бра, приходя в движение от каждого поворота головы.
Телефон заиграл негромкую мелодию, оповещая о входящем звонке. Взяв в руку, женщина провела пальцем по сенсорному экрану, принимая вызов:
– Слушаю вас... Да, точно... Спасибо, сейчас выйду.
Завершив разговор, она положила аппарат в клатч и не глядя в зеркало, подошла к двери, щелкнув выключателем. Мягко повернув замок, она вышла в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. Запирать замок не требовалось - система сигнализации, установленная не так давно рабочими из фирмы ее близкого друга не давала повода усомниться в надежности: при попытке открыть дверь не прикладывая магнитный ключ включался мощнейший прожектор, вмонтированный в глазок и фотокамера делала несколько снимков, отсылая их в главный офис и на телефон хозяйки в виде ммс-сообщения. Таким образом надежная охранная сигнализация, способная отпугнуть разве что мелкого воришку была бы посрамлена: вспышка яркого, слепящего света мгновенно оглушала любого, дезориентируя в пространстве. К тому же несколько камер на лестничной площадке, в лифте и на двери подъезда не давали возможности уйти незамеченным.
Выйдя из подъезда, женщина неспешно спустилась по ступенькам к автомобилю такси, ожидавшему возле дома. Водитель выскочил и торопливо распахнул правую заднюю дверцу, предлагая пассажирке устроиться с максимальным комфортом. Во всех его движениях чувствовалась угодливость, желание даже не понравиться, а скорей заслужить один благосклонный взгляд, как высшую награду. Будь на то ее воля, парень безропотно отвез бы пассажирку куда угодно, хоть в Питер, хоть во Владивосток, хоть к себе домой... Даже к черту на кулички, если бы потребовалось.
Таким женщинам не отказывают, если в голове сохранились остатки мозга, а в них есть хоть одна извилина. Слишком опасно наживать врага в лице сильного мужчины, а тем более слабой женщины, за которой стоят десятки, а иногда и сотни сильных мужчин. Но еще безрассудней перечить сильной женщине. Такие не наносят ударов украдкой, не мстят мелко и обыденно - это прерогатива недалеких особ. Женщины, подобные ей, не покажут свою обиду, горечь или боль. Они могут выжидать много лет, если это потребуется, не показывая вида. Но поверьте - в ее душе есть доска, словно в комнате маньяка-убийцы, украшенная пригвожденными фотографиями обидчиков. Те, что понесли заслуженную кару перечеркнуты крест-накрест жирной красной полосой и небрежно брошены в мусорное ведро, а в оставшихся она ежедневно, ежеминутно вонзает ядовитый кинжал своей ненависти, тем самым не давая зарасти собственным ранам, мучительной болью напоминающих о мести. В один из дней, прекрасных для нее вы будете прилюдно свергнуты в самый низ, самую грязь. Уничтожены и растоптаны так, что поднять голову уже не сможете. И вот тогда, плюнув вам в лицо, она вернется в потайную комнату, перечеркнет ваш портрет ярко-красной, как кровь, помадой, сорвет с доски и выбросит в урну. В
Поудобней откинувшись на сиденье автомобиля, пассажирка произнесла всего два слова:
– Отель "Европа"...
Повернув голову к окну, за которым мелькали огни вечернего города, она прикрыла серебристо-серые глаза и позволила маске надменности и высокомерия исчезнуть с лица, обнажив грусть и дикую усталость, ставшие вторым "я" за те годы, что прошли с момента, когда предательство и обида были выплеснуты ей прямо в лицо. Сейчас, как и много лет назад рана в душе начала кровоточить, стоило лишь на миг выпустить себя из железных оков. Нахлынувшая боль скрутила все внутри, в агонии заставляя молча кричать. Маска снова опустилась на красивое, холеное лицо скрывая любые следы эмоций.
Парень за рулем ничего не заметил. Пассажирка казалось уснула, и только из-под пушистых ресниц скользнула на щеку одинокая слезинка, крошечным бриллиантиком сверкнувшая в свете уличных фонарей. Одна слеза, как напоминание о слабости перед тем, кого сегодня предстояло уничтожить...
В ТО ЖЕ ВРЕМЯ В РЕСТОРАНЕ ГОСТИНИЦЫ "ЕВРОПА".
В шумном, залитом яркими огнями зале было столь многолюдно, что любые попытки пройти сквозь толпу разряженных и разгоряченных людей потерпели бы неудачу. Сегодняшнее событие очень и очень многие ждали с огромным нетерпением. Основная масса приглашенных, будь то писаки или журналисты всех мастей скучающе слонялись вдоль фуршетных столов, уставленных легкими закусками и игристым вином в высоких бокалах. То тут, то там раздавались взрывы смеха, сопровождаемые шепотками и в своей массе создававшие тот гул, что бывает в цветущем саду в жаркий солнечный полдень. Девицы, с претензией на "гламур", дамочки более возрастных групп, равно как и скучающие сорокалетние молодящиеся дядечки маслеными глазками выискивали в этом море людской плоти, завернутой в привлекательную упаковку наиболее лакомые кусочки. На огромном рекламном баннере был изображен молодой, очень привлекательный мужчина немного старше двадцати пяти лет, то есть находящийся в том самом возрасте, когда осознаешь, что наиболее привлекателен для любой женщины.Взгляд уверенного в себе человека, волевого и бескомпромиссного, упрямо сжатые губы и чуть откинутая назад голова выдавали сильную, волевую личность. Он знал себе цену, и эта цена была очень высока. Казалось, нет женщины, что могла бы соответствовать ему внешне или духовно, ценитель и потребитель, выращенный в восхищении и поклонении эгоист с непробиваемой шкурой древнего, даже доисторического животного...
Сейчас, стоя возле огромного зеркала в апартаментах отеля, он довольно улыбаясь смотрел на собственное отражение. Завершен колоссальный труд, отнявший более двух лет жизни. Признание пришло уже после выхода первой книги, когда его отождествляли с главным героем повести. Читали запоем, восторгаясь и не совсем понимая напечатанное. Впрочем, гениям всегда прощается то, что ставится в вину простым обывателям, начиная с "черного квадрата" Малевича.
Рядом суетливо крутилась его будущая жена, как она себя называла по поводу и без; бесконечно что-то поправляя на безукоризненно сидящем костюме и смахивая лишь одной ей видимые пылинки, она старалась окружить его заботой, не замечая раздосадованного взгляда. Он морщился, стараясь оттеснить от запонок ее дрожащие пальцы и при этом не выглядеть грубым, но назойливость девушки начинала раздражать. Почти полтора года он видел ее рядом с собой. Любовь, ранее скреплявшая их отношения постепенно ушла в прошлое, оставляя в душе неприятный осадок. Невозможность одним махом разорвать отношения с прискучившим человеком изматывала сильней, чем самые тяжелые нагрузки. Она раздражала его сильней, чем попавшая в раковину моллюска крошечная песчинка: своими движениями, звуками голоса, запахом... Даже ее присутствие в постели оставляло мужчину почти равнодушным, разве что механически снимая напряжение благодаря ее телу, он порой терпел ее присутствие без особой неприязни.
Когда-то им владели совсем иные чувства, заставлявшие Творить. Именно так, с большой буквы... Тогда и началась его карьера писателя. С одного небольшого литературного кружка, небольшой редакции, оценившей по достоинству его небольшие опусы. Была лишь одна девушка, замену которой он искал, и казалось, нашел. Много раз он вспоминал ее голос, лежа в холодной постели. Называя "солнышком" другую, прикасался мысленно к ее лицу, лаская в памяти кончиками пальцев.
ГЛАВА 1. ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД.