Когда приходит ответ

Вебер Юрий Германович

Володя приложил руку к груди:

— Поймите меня, Григорий Иванович. Ученая степень открывает возможности. Совсем другое положение. Когда знают, что кандидат наук, то и смотрят иначе. Сразу твердая почва под ногами. Можно работать с уверенностью, с перспективой… — Он уже вдохновенно засверкал очками.

Мартьянов, казалось, изучал его неглупое, но пухлое, какое-то по-детски самодовольное лицо. Что же он такое, этот Володя? Или его тоже захлестнуло? Кругом только и слышно: выбор диссертации, подготовка к диссертации, защита диссертации. В отделах

кадров прежде всего озабочены: «А имеется ли степень?» В научных журналах прежде всего смотрят на автора: «А какая степень?» На общем собрании института Копылов, не стесняясь, сказал: «У нас по плану должно быть увеличение кандидатов наук на тридцать пять процентов». Да что говорить, сам Мартьянов, возвращаясь с Наташей летом из курортного городка, где на станции было объявлено: «Все билеты проданы», протянул начальнику вокзала свой диплом кандидата наук и тут же получил два мягких. И прошел мимо очереди, мимо всех, кто виновато стоял, ожидая, без степеней и отличий.

Воспоминание об этих билетах заставило Мартьянова, к удивлению Володи, вдруг весело улыбнуться.

— Хорошо, раз уж вы так, — сказал Мартьянов. — К чему же вы больше склоняетесь из теории? Может быть, что-нибудь уже выбрали для этой вашей диссертации?

Окуляры куда-то отвильнули в сторону.

— Дело в том… — замялся Володя. — Я думал, Григорий Иванович, вы мне подскажете что-нибудь подходящее.

Все могло сейчас произойти. Григорий Иванович мог накричать, прогнать, начать читать длинную нотацию… Но он медлил, как бы давая себе насладиться ожиданием Володи.

— Спасибо, что вы не предлагаете мне еще писать за вас, — проговорил он наконец. — Ладно, я вам подброшу… — обещающе добавил. — Так вот… Вы-то сами испытали не раз, что это такое, решая схему, переходить от таблиц включения к формулам алгебры. С языка на язык. Настрадались, не правда ли? Мы наметили кое-какие правила перехода. Но это лишь первое приближение, как говорит наш друг Малевич. А нужен научный способ. Регулярный, верный способ. Чтобы переход был возможно проще и чтобы приводил он к наиболее простым формулам. Ведь вся наша методика и есть методика упрощений. Задачу надо решать в общем виде…

И он, уже забыв свое ироническое отношение к планам Володи, принялся с жаром развивать перед ним, как можно представить себе такую задачу.

Володя задумчиво кивал, догадываясь, в какую бездну проблемы затягивает его Мартьянов.

— А название? Как можно озаглавить? — опросил он.

Лицо его немного прояснилось. «Регулярный способ перехода с языка табличного на язык алгебраический». Это, пожалуй, звучит. Название тоже играет роль.

В общем. Володя ушел удовлетворенный.

Мартьянов остался один. Кончился лабораторный день. Густые сумерки заползали в комнату, поглощая противоположные стены, углы. Неподвижные приборы, макеты на стендах, шкафики с инструментами, столы сотрудников уплывали постепенно куда-то в неясную даль. Не в такую ли даль, еще совсем неясную, прячется от него и все, что ожидает его теорию?

Мартьянов

встал, резко задвинул ящики и, подхватив портфель, поспешил выбраться отсюда, из-под власти ненужного настроения.

Все словно сговорились. И директор завел с ним речь тоже о диссертации. Но это уже касалось самого Мартьянова.

Директор усадил его в своем кабинете с тяжелой, старомодной мебелью в глубокое кресло и сам сел в такое же напротив, как бы желая этим смягчить то, что хотел сказать.

— Видите ли, Григорий Иванович, нас упрекают, — невольный жест в сторону батареи телефонов, — что в нашем составе института мало научных авторитетов. Людей с именем, докторов наук. Это представляет институт как бы… гм… в невыгодном свете.

— А я-то думал… — начал было Мартьянов, поднимая иронически брови.

Но директор остановил его:

— Только не говорите мне, пожалуйста, что научный институт представляют прежде всего его научные работы. Если мы будем вращаться с вами все время в кругу изначальных истин, то вряд ли мы продвинемся в нашем разговоре.

Мартьянов легким поклоном оценил эту проницательность директора.

— Видите ли, — продолжал директор, — вы руководите у нас лабораторией, крупной лабораторией. А полагается, чтобы во главе такого научного коллектива стоял бы обладатель соответственной степени. Докторской, — добавил он, произнеся это слово со вкусом.

— И что же? — вызывающе спросил Мартьянов, понимая, куда все это метит.

— Очень просто. Вам пора уже подумать. Обзавестись новой степенью. Столько лет в кандидатах наук. О, я понимаю, ваша занятость, не до того! Но мы дадим вам время, возможности. Чтобы все это оформить, защитить. Докторскую, — произнес он с тем же вкусом. — Ведь вам будет нетрудно. За вами такой багаж.

«Уж не надеется ли он этой возней отвлечь меня от опасных теорий?» — подумал Мартьянов и сказал:

— А если я откажусь?

— Вы этого не сделаете, — с мягкой внушительностью произнес директор. — Вы слишком цените свое дело и любите, да, любите свою лабораторию.

— Стало быть, загоняете меня в ловушку? — криво усмехнулся Мартьянов.

— Ну, зачем так трагично? — спокойно возразил директор. — Не понимаю вас, почему вы так сопротивляетесь. Не усложняйте, смотрите проще. Вот Александр Степанович сразу понял. Уже готовится, собирается защищать.

— Копылов? Докторскую? — привскочил Мартьянов.

— Да, он решил защищать в своем прежнем институте, в политехническом. Так ему кажется удобнее.

— Это верно, так удобнее, — чересчур охотно согласился Мартьянов.

— Извините меня, Григорий Иванович. Может быть, вы затрудняетесь в выборе темы? — деликатно спросил директор.

— Нет, отчего ж, тема у меня найдется.

— Позвольте тогда, может быть, уже и обозначим?

— Запишите, — усмехнулся Мартьянов. — Алгебра релейных схем и основы научного проектирования.

— Да, вы верны себе, — сказал директор, словно глубоко об этом сожалея.