Когда приходит Рождество
Шрифт:
Его звали Майкл. Уже больше двадцати лет прошло, а я по-прежнему его помню. И все еще его вижу, как будто он стоит прямо передо мной. Высокий, неуклюжий, лицо у него вытянутое, как у лошади, но в целом не урод. Вежливый, умный и уверенный в себе парень. Думаю, он играл в футбольной команде. В то Рождество Шарлотта ходила с ним на танцы или вечеринки почти каждый вечер. А мне приходилось сидеть дома с Мией, Кларой и Альбертом, словно я маленький! Я сидел с ними на диване и смотрел музыкальные рождественские мультики по телевизору. “Зимняя страна чудес Фрости” и всякая подобная хрень. И я постоянно думал о том, что же они там делают. В смысле, Майкл и Шарлотта. Она его целует? Трогает ли он ее так,
Иногда они, молодые влюбленные, задерживались допоздна. Мне нужно было ложиться. И я лежал без сна, как тогда, в первое Рождество. Только теперь мне казалось, будто в меня вонзают ножи, будто моя кровать вся сделана из ножей, а гомункул, созданный моей ревностью, сидит у меня на груди и вдавливает меня в эти лезвия. Я молился Иисусу, просил у него, чтобы Майкла сбила машина. Это стало моей особенной рождественской молитвой. О Боже, пожалуйста, пусть Майкла собьет машина! Но я не хотел, чтобы он умер. Я мечтал, что вот, он попадет под машину, а я проведу сердечно-легочную реанимацию и оживлю его. Или я рискну собственной жизнью и в последнюю минуту оттолкну его. И потом я поворачиваюсь к Шарлотте и вижу в ее глазах, что она начинает все понимать. Что на самом деле любит-то она меня! Что я больше не ребенок! Что это я, в конце концов, ее герой!
Я целый год потом думал об этом дурацком Рождестве. Мне исполнилось шестнадцать. Я потерял девственность. Ее звали Тесс Хатчинсон. Видимо, девочки поспорили, кто первый со мной переспит. Как будто они не могли этого сделать! Достаточно было просто попросить. Вот Тесс и попросила. Она тоже была красавицей. Но большую часть времени с ней я просто закрывал глаза и представлял, что я с Шарлоттой. Ну, по крайней мере, теперь-то я разгадал эту загадку. Я наконец понял. Наконец пришел к полному пониманию того, чего хочу.
И вот наступила зима, Рождество уже не за горами – и я принял решение. Я просто не мог больше выносить эту пытку. Не мог! И поэтому я решил: на Рождество, когда я увижусь с Шарлоттой и останусь с ней наедине, я ее поцелую.
Сейчас или никогда! Это ее последнее Рождество дома, ведь потом она уедет в колледж. Хоть он и не очень далеко, но она все равно собирается войти в совершенно другой мир, и я прекрасно это понимал. Там же будет все студенческое общество, с которым она раньше не сталкивалась. Там будут мужчины. Майкл уже все, вышел из игры. Но в колледже ведь будут новые мужчины – утонченные студенты. Я тогда думал вот как: мне тринадцать, ей пятнадцать, и я все еще мальчишка, а она уже становится женщиной. Это было так унизительно… И я понимал, что если я не решусь сейчас, то ничего между нами не поменяется, ведь она уедет в колледж. И когда мне исполнится семнадцать, она уже будет частью этого нового, взрослого студенческого мира, который так далек от меня. Поэтому раз уж я решился признаться, то должен сделать это прямо сейчас. Конечно, это был отчаянный шаг, но что мне, собственно, терять? Я должен что-то сделать! Я уже не мог выносить боль от этой любви, просто не мог.
И как вы можете догадаться, я не мог думать ни о чем другом, кроме своего плана. Не успел я приехать к Мие на Рождество, как тут же принялся ждать удобного момента. Я был так поглощен желанием поцеловать ее, что даже не заметил, какой расстроенной и встревоженной она тогда была. Она, всегда такая серьезная маленькая девчонка, обычно не скупилась на нежности и подшучивания. Однако
Но тогда ее чувства и проблемы не могли пробить мою броню подросткового нарциссизма. Я не думал ни о книге, которую она читала, ни о ее тревожном молчании. Я думал только о том, как бы мне сорвать поцелуй и когда я вообще могу это сделать.
Шанс мне выпал абсолютно случайно. Случайность и вдохновение. Не знаю, смог бы я вообще когда-нибудь решиться на это, не подвернись мне случай.
Мы с Шарлоттой отправились в торговый центр докупить все необходимое. Она говорит, мол, я в магазин, а я ей: я с тобой. А сам с надеждой думаю, вдруг удастся подгадать момент для своей отчаянной попытки!
Было неловко: у меня-то еще не было прав, так что вела машину Шарлотта, а я сидел рядом, как ребенок, которого везет такая вот маленькая мама. Пришлось напомнить себе, что я уже вырос, да и вообще я выше нее. Я же решился. Настроился. И потому ждал удобный момент.
По пути домой мы увидели грузовик пекарни. На нем было написано: “Дженивская Пекарня”.
Шарлотта коротко взглянула на грузовик, когда тот проезжал мимо. И спросила:
– А ты знал, что мы раньше там жили? В Джениве.
Я ответил:
– Не-а. Правда?
Дженива располагалась недалеко – проехать пару городов по этой дороге, и все. Но я никогда там не был.
– Да. Когда мы только приехали в Америку, мы там арендовали маленький домик. Прожили там полгода, а потом папа нашел работу, и мы смогли переехать в дом, где мы живем сейчас. Вообще ничего не помню… Совсем маленькой была. Папа мне фотографии показывал.
И вот тогда-то я вдохновился! Говорю ей:
– Может, поедем туда? Ты знаешь, где этот дом? Мы должны поехать туда и посмотреть. Весело будет!
И тем временем я думаю: ну вот, вот мой шанс! Мы поедем в Джениву, выйдем из машины, будем стоять там и смотреть на старый дом, и настроение у нас будет рождественское, ностальгия… Может, мы отойдем от дороги и встанем поодаль, там, где никто – ни Мия, ни Альберт и ни Клара – ни за что нас не увидят… Вот тогда я наберусь смелости. Я не могу упустить этот шанс!
Думаю, Шарлотте понравилась эта идея.
– Я не была там много лет, – сказала она. – Уже почти забыла это место.
Она взглянула на часы, чтобы прикинуть, если ли у нас время.
– Тут ехать двадцать минут. Я знаю, где дом.
И я стал подначивать ее:
– Поехали!
– Здорово будет посмотреть на дом, – согласилась она.