Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)
Шрифт:
— Лаворски, вы говорите? Да, так оно и есть. Он имел в виду именно это. Вот только забыл упомянуть, что они уже убили четырех человек за последние три дня, или что они четыре раза пытались убить меня за эти дни.
— Вы лжете! Вы все это придумали. Этого не может быть. Сжальтесь, оставьте нас!
— И это говорит дочь старого вождя шотландского клана! — гневно воскликнул я. — От вас, видно, толку не добьешься. Где ваш отец?
— Я не знаю. Мистер Лаворски и капитан Имри — это еще один из них — пришли за ним в одиннадцать часов вечера. Папа не сказал, куда они отправились. Он ничего мне не сказал. — Она
— Почему вы сказали, что от меня толку не добьешься?
— Он сказал вам, когда вернется?
— Почему от меня не добьешься толку?
— Потому что ты — маленькая глупая девчонка, ты ни черта не знаешь об этом мире и веришь всему, что тебе говорят отпетые негодяи и преступники. Но особенно потому, что ты не веришь мне. Не можешь поверить единственному человеку, который хочет спасти тебя. Ты маленький глупый поросенок, Сью Кирксайд! Если бы я не боялся попасть в ад за кощунство, я бы сказал, что преподобный Роллинсон легко отделается.
— О чем вы говорите?
— Он не совершит роковой ошибки в своей жизни, не сможет жениться на такой никчемной девице, поскольку умрет, — сказал я злобно. — И он уже на полпути к смерти. Он близок к смерти, потому что Сью Кирксайд решила дать ему умереть. Потому что она слишком слепа, чтобы узнать правду, когда видит ее. — Я расстегнул ворот и сдернул шарф.
— Тебе это нравится?
Ей не понравилось. Краска сползла с ее щек. Я видел себя в зеркале на ее туалетном столике и мне тоже не понравилось то, что я там видел. Отпечатки пальцев Квинна во всей красе. Цветной калейдоскоп пятен охватывал всю шею.
— Квинн? — выдохнула она.
— Вы знаете имя. Знаете этого человека?
— Я их всех знаю. По крайней мере — большинство. Наш повар проболтался как-то, когда был сильно пьян, что слышал разговоры на кухне об этом страшном человеке. Квинн поссорился со своим приятелем. Из-за женщины. И он убил приятеля. Таким же образом. — Она сделала усилие, чтобы отвести глаза от моей шеи. Я думала… думала, это просто болтовня.
— И вы по-прежнему думаете, что эти ребята готовятся стать миссионерами, чтобы нести по свету слово божье? — Я усмехнулся. — Вы знали Жака и Крамера?
— Она кивнула.
— Я убил их сегодня. После того, как они убили моего друга. Они свернули ему шею. Потом они пытались убить моего шефа и меня. И еще одного я убил тоже. Он хотел убить нас. Кажется это был Генри. Теперь вы мне верите? Или все еще думаете, что мы пляшем вокруг старой вишни на лужайке и песенки поем?
Ее лицо побелело:
— Кажется, меня сейчас стошнит.
— Позже, — сказал я холодно. — У нас нет времени на эти развлечения. Вы ведь хотите выйти замуж, правда? Ваш отец сказал вам, когда он вернется?
Она смотрела на умывальник в углу так, будто прикидывала, успеет она добежать прежде, чем ее стошнит, или нет. Потом снова посмотрела на меня и прошипела:
— Вы такой же мерзкий, как и они. Вы убийца. — Я сжал ее плечи и хорошенько встряхнул:
— Сказал он, когда вернется или нет?
— Нет.
— Вы знаете, что эти люди делают здесь?
— Нет.
Я поверил ей. Ее старик наверняка знал, но он не стал говорить ей. Лорд Кирксайд не был так наивен, чтобы верить, будто незваные гости оставят его в живых. Но он мог надеяться, что они пощадят хотя бы дочь, если она ни о чем
— Очевидно, вы знаете, что ваш жених еще жив, — продолжал я. — И ваш старший брат. И остальные. Они содержатся здесь, не так ли?
Она беззвучно кивнула. Хотелось бы, чтоб она не смотрела на меня так.
— Вы знаете, сколько их?
— Дюжина. Или больше. Я знаю, что там есть дети. Три мальчика и девочка.
Все правильно. Два сына сержанта Мак-Дональда, а также мальчик и девочка с той переоборудованной спасательной шлюпки, что вышла из Торбея. Я не верил ни единому слову Лаворски об его уважении к человеческой жизни, но не удивлялся тому, что свидетели незаконных операций еще живы. Для этого были свои резоны.
— Вы знаете, где они содержатся? В замке должны быть подходящие темницы.
— Глубоко под землей есть камеры. Последние четыре месяца мне не разрешали подходить к ним близко.
— Теперь у вас появилась возможность сделать это. Одевайтесь и проводите меня туда.
— Идти вниз, к камерам? — В ее словах слышался ужас. — Вы с ума сошли! Папа сказал мне, что по меньшей мере три человека дежурят ночь напролет. — Теперь их стало двое, — но она была и так обо мне невысокого мнения, так что не стоило ей об этом говорить. — Они вооружены. Вы просто сумасшедший. Я не пойду!
— Я и не думал, что вы пойдете. Вы лучше допустите, чтобы ваш друг умер, потому что вы жалкая трусиха. — Меня самого чуть не тошнило от того, что я говорил. — Лорд Кирксайд и благородный Роллинсон. Что за счастливый отец! Что за удачливый жених!
Она ударила меня, и я понял, что победил.
— Не надо, — сказал я. — Вы разбудите охрану. Одевайтесь.
Глава девятая. ЧЕТВЕРГ: 4.30. —УТРО.
Мы спустились вниз по ступенькам, держась за руки. Наверное, я был бы последним мужчиной, с каким она согласилась бы остаться наедине на необитаемом острове, но держалась она за меня крепко, видимо от страха. Охранников трое, сказала Сьюзан. С тем, что стоял на посту у ворот, я уже управился. Второй патрулировал крепостную стену. Я предположил, что сейчас, ночью, он в бинокль ночного видения наблюдал, чтобы никто случайно не приблизился к острову, и не помешал честным людям в их работе. Впрочем в такой туман это было практически бесполезно. Нам повезло. Третий же охранял единственный вход в замок кроме главных ворот. Этот вход вел в кухонные помещения. Из кухни вниз в подвалы, где сидели несчастные, вела лестница.
Часового не было ни в кухне, ни снаружи у ворот, правильно в такую-то погоду. Ворота были закрыты. Значит, он устроился у камер. Несколько ступеней вели из посудомойки вниз; там, на каменном полу, я заметил отсвет справа. Сьюзан прижала палец к губам, и мы беззвучно спустились по этим ступеням. Я осторожно выглянул в коридор.
Это был не коридор, это снова была лестница, по какой мне еще не доводилось спускаться. Она была освещена двумя или тремя слабыми, удаленными друг от друга лампочками, ступени сходились вдали, словно шпалы уходящего вдаль железнодорожного пути. Вниз вело ступеней семьдесят, потом площадка и направо начинался новый коридор. А лестница продолжала спускаться дальше. На площадке стоял стул, на стуле сидел человек. На коленях у него лежала винтовка. Любят они тяжелую артиллерию…