Когда пробьет восемь склянок

Маклин Алистер

— Но ведь отмель чертовски узкая, — раскатистым голосом ответил он. — Разве можно быть на сто процентов уверенным, что корабль ляжет на дно именно в том месте, на какое его хотят положить?

— Они знали что делали. При абсолютно спокойной воде можно.

Хатчинсон переключил машину на автоматическое управление и вышел из рубки. Мы спокойно продолжали путь в серо-молочном тумане. Видимость была почти нулевая, а приглушенный шум машины только сильнее подчеркивал необычайную тишину.

Хатчинсон вскоре вернулся, двигаясь так же спокойно, как и раньше.

— Боюсь, что вы правы. Кажется, я слышал шум моторов.

Я прислушался и тоже услышал его. Характерное стрекотание воздушного

компрессора ни с чем не спутаешь.

— Вы сказали: боюсь, что вы правы. Почему?

— Черт возьми, вы и сами знаете. — Он немного прибавил ходу и развернул судно на бакборт, так что мы очутились в более глубоком месте. — Ведь вы хотите спуститься?

— Вы, наверное, принимаете меня за сумасшедшего? Я хочу? Да я совсем этого не хочу, черт бы вас побрал! Я не хочу, но должен. И знаете почему? Иначе эти гангстеры выгрузят все на Дюб-Скейр и скроются до того, как мы в полночь сможем что-либо предпринять!

— Вы возьмете половину, Калверт. Возьмете половину того, что нам причитается. Ведь по сравнению с вами мы ничего не делаем. — Мы сторговались на том, что он поставит мне кружку пива в отеле «Колумбия».

— И постарайтесь держать эту посудину на том самом месте, где она должна быть. Мне не хотелось бы остаток жизни после возвращения с «Нантсвилла» плавать по Атлантике.

Он посмотрел на меня, как бы говоря: «Если вам вообще удастся вернуться», но промолчал и повернул судно на юг, направляясь к компрессору. После этого Тим вырулил на запад и уверенно повел яхту прямо на звук.

— Около двухсот ярдов, — наконец сказал он.

— Да, приблизительно. Хотя в тумане можно и ошибиться.

— Норд-22. Спустить якорь!

Я так и сделал. Но не обычный тяжелый якорь, а маленький, на канате в сорок саженей. Он бесшумно исчез в воде, и я выпустил все сорок ярдов с быстротой, на которую только был способен. После этого вернулся в рубку и пристегнул к спине баллон.

— Не забудьте, — напутствовал меня Хатчинсон. — Как только появитесь на поверхности, отдайтесь на волю волн. Отлив начинается с норд-норд-оста, и он пригонит вас сюда. Кроме того, машина будет работать на подводном выхлопе, который вы сможете услышать на расстоянии приблизительно двадцати ярдов. Остается только надеяться, что туман не поднимется. В противном случае вам придется плыть до Дюб-Скейра.

— Это действительно было бы крайне романтично. А вы сами как поступите, если погода прояснится?

— Подниму якорь и уйду.

— А если они вздумают вас преследовать?

— Преследовать меня? Вы думаете, они на это решатся? Ведь в таком случае им придется оставить трех человек на верную смерть под водой.

— Вы бы поменьше беспокоились о бандитах, — бросил я со злостью.

На борту «Нантсвилла» работали трое. Судя по всему, они не думали о подстерегающей их смерти и работали так быстро, как вообще можно работать под водой.

Спуститься вниз оказалось нетрудно. Еще на поверхности я поплыл в сторону судна, с которого спускали подводников, — причем шум компрессора указывал четкое направление, а когда я оказался ярдах в трех от него, то сразу ушел под воду. Мои руки нащупали кабели, спасательные тросы и наконец основной трос.

При спуске я ориентировался именно на него и вскоре заметил внизу слабый свет. Тогда я отделился от троса и поплыл вниз и влево, пока мои ноги не коснулись дна. Точнее, это было не дно, а палуба «Нантсвилла». Я с осторожностью двигался по направлению к источнику света.

Наконец я увидел двоих. Они стояли в утяжеленных сапогах на краю открытого люка. Как я и предполагал, люди были не в индивидуальных костюмах для подводных работ, а в обычном водолазном снаряжении со всеми

полагающимися причиндалами, с воздушной проводкой, спасательными тросами… При такой работе костюм для подводного плавания помог бы мало. Для кислорода глубина была слишком большой, а сжатый воздух ограничивал время нахождения внизу. В акваланге долго не проработаешь. Зато водолазные костюмы имели большое преимущество — в них можно работать часа полтора. Правда, в этом случае на подъем они должны тратить минут тридцать — сорок, чтобы не было неприятностей из-за декомпрессии. Увидев их, я захотел оказаться наверху как можно скорее, прямо сию минуту. Сердце забилось барабанной дробью. Но я сказал себе, что все это вызвано сменой давления и ничем другим. Это не мог быть страх. Ведь Калверт храбрый человек. Трос, на который я ориентировался при спуске, заканчивался большим металлическим кольцом с висящими на нем четырьмя цепями с прямоугольной стальной корзиной. Оба водолаза загружали ее стальными ящиками, они доставали их из трюма корабля со скоростью ящик за одну минуту. Коробки были маленькие, но, судя по всему, очень тяжелые, В каждой из них, как я догадывался, находились золотые слитки. Четыре слитка по двадцать пять фунтов каждый. И в каждом — состояние. Всего таких состояний на борту «Нантсвилла» было триста шестьдесят.

Я попытался сделать подсчет. Это было просто необходимо. Стальная корзина вмещала шестнадцать ящиков. Значит, время погрузки одной корзины — шестнадцать минут. Еще десять минут уйдет на то, чтобы поднять ее на борт судна, разгрузить и снова опустить. Это означало, что в час они могли поднять сорок ящиков. За полтора часа — шестьдесят. Через полтора часа следует сменить водолазов. Значит, надо приплюсовать сорок минут, две паузы при подъеме: одна двенадцать минут, другая — двадцать четыре. Потом еще двадцать минут, чтобы переодеть водолазов и опустить их на дно. В общем и целом это занимает час, а в итоге получается, что они могли поднимать за два с половиной часа шестьдесят ящиков, а за час, выходит, двадцать четыре. Следовало решить еще загадку: сколько ящиков осталось на борту «Нантсвилла»?

Это нужно было узнать немедленно. На борту «Файркреста» только два цилиндра со сжатым воздухом под давлением в двести атмосфер, но большую его часть я уже израсходовал.

В этот момент трос шевельнулся и наполненная корзина начала подниматься — причем оба водолаза следили за тем, чтобы она не застряла в корабельных надстройках, направляя ее движение веревкой.

Тогда я продвинулся от угла к открытому люку, пытаясь подойти к нему с той стороны, которая была больше удалена от водолазов. По моим предположениям, мне удалось проплыть в люк незамеченным, поскольку свет фонарика был тускл и они просто не могли меня разглядеть на таком расстоянии. Тем более что были заняты подъемом корзины.

Мои руки, закоченевшие от холодной воды, внезапно коснулись воздушного шланга и спасательного троса. Я сразу же их отдернул. Подо мной, немного вправо, я внезапно увидел еще один тусклый луч. Несколько осторожных движений, и я смог разглядеть его источник.

Источник света двигался. Это происходило по той причине, что фонарик был прикреплен к каске водолаза под углом в сорок пять градусов. Сам водолаз находился в сейфе.

Сейф они попросту вскрыли подводной паяльной лампой, сделав сбоку вырез прямоугольной формы приблизительно шесть футов на четыре. Я подплыл к этому отверстию и заглянул в него. Позади нагнувшегося водолаза находился прикрепленный к потолку фонарь. Ящички с золотыми слитками были аккуратно уложены рядами с одной стороны сейфа, и мне понадобилось всего пять секунд, чтобы их сосчитать. От общего количества — триста шестьдесят — осталось всего сто двадцать ящиков.