Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
«Время другое, — подумал он. — Но почему я лишь сегодня впервые встречаюсь с ними? А в газетах...» Размышления прервал чей-то звонкий голос. Колбин повернулся — у костра стоял Данила Романов.
— Не думал, что вы навестите меня здесь.
Данила сбросил рюкзак и устало опустился на него.
— По радио дали ваши координаты. Озеро на Синем я покинул утром, но не надеялся добраться до вас. Костер помог. Я уже облюбовал себе место на ночлег, да увидел ваш огонек...
— Выпейте чайку, — предложил Петрович. — После дороги чай —
— Спасибо... — сказал Данила. — Благодать. Вот ведь как бывает: выпил кружку чаю — и счастлив человек...
Данила, как только забрался в спальный мешок, сразу же уснул. Он дышал медленно и ровно. Колбин долго лежал с открытыми глазами. Сегодня ему подкинули то, что он потерял в молодости, — веру в людей. Она вошла в душу и требовала себе места. А места ей не было. И душа болела. Колбин нащупал в изголовье флягу с коньяком и припал к ней губами...
Утро было звонкое. На небе — ни облачка. Тигла дымила, как мощная домна. Данила вышел из палатки, потянулся, потом сбросил рубашку и начал обтираться снегом.
— Евгений Николаевич! — звонко и весело крикнул он. — Выходи глотать солнце! Проглотишь первый луч — широко вздохнешь, проглотишь второй — улыбнешься, проглотишь третий — засмеешься, и будешь ты сильным и здоровым, будут бояться тебя горные духи.
Он пересказывал содержание корякского сказания о богатыре, питающемся солнечными лучами. Колбин уже слышал это сказание много лет назад, когда работал на Камчатке. Он стоял у палатки и смотрел, как Данила бросал на себя горсти снегу. Спина широкая, гладкая. Снег таял на ней, и крупные капли воды скатывались на землю.
Плотники, поднявшиеся с первыми лучами солнца, побросали работу и тоже смотрели на Романова. Петрович с размаху воткнул топор в бревно и подошел к ученым. Данила, закончив «купание», насухо вытирался полотенцем.
— Просим позавтракать с нами.
— А что будет, баран?
Петрович утвердительно кивнул.
— Пошли, Евгений Николаевич, — сказал Данила.
— Я не прочь полакомиться, — вяло ответил Колбин. После выпитого ночью коньяка голова у него гудела, как пробуждающийся вулкан.
Петрович разбросал остатки ночного костра и из широкой ямы, засыпанной тонким слоем земли, начал извлекать куски мяса, обернутые в баранью шкуру. Растягивая губы в ухмылке, довольно сказал:
— Жаркое в собственном соку.
— По такому случаю не грешно бы и стопку пропустить, — сказал Колбин.
— Ни-ни, — замотал головой Петрович. — Вино делу не помощник. Вот кончим дом, тогда и выпьем по чарочке.
Мясо чуть отдавало дымом и оттого казалось еще вкуснее.
Сразу же после завтрака плотники разошлись по местам и принялись за работу. Стук топоров звонко падал в тугой утренний воздух. Данила поглядел вверх. «Погода летная». Колбин вернулся из палатки, глаза у него блестели. Принимаясь за остатки мяса, сказал:
— Итак, я вас слушаю.
— Извержение Синего вулкана принесет большие
— Знаю.
— Поток лавы запрудит реку. Вмешательство человека изменило бы направление движения лавы.
— Каким образом?
— Взорвать вулкан.
— Вы в своем уме! — воскликнул Колбин и швырнул необглоданную кость. — Черт знает что вы говорите!
— Но...
— Никаких «но»! Никаких «но», Данила Корнеевич. Вы посмотрите на него, — Колбин взглянул на Синий вулкан. В серой дымке отчетливо проступали контуры горной громады. Она давила на все окружающее. Издали вулкан походил на срезанный конус. Его ребристые бока ярко блестели на солнце.
— Евгений Николаевич, дайте же слово сказать.
— Не дам, — отрезал Колбин. — Займитесь своими прямыми обязанностями. На вашем месте... — Лицо его побледнело. «От злости», — подумал Данила.
В Москве Данила восхищался им, удивлялся его кипучей энергии. Ему казалось, что Колбин воплощает в себе черты ученого-борца. А сейчас, слушая, просто терялся.
— Да, друг мой, оставьте свои сумасшедшие идеи. Или вы забыли, какая большая и ответственная задача поставлена перед вами? Черт возьми, будете отчитываться о своей работе перед министром. Понимаете, перед министром!..
— Ну и что же?
— То есть как — «что же»? — Колбин с изумлением посмотрел на Данилу. Затем встал и сунул руки в карманы куртки. — Неужели вы не представляете последствий этой встречи? В ваши годы надо понимать такие вещи. Наивный же вы человек, Данила Корнеевич!
Колбин неторопливо зашагал к палатке. Оттуда он вышел с рюкзаком за плечами.
— Прошу не сердиться. Я ваши интересы защищаю.
Данила промолчал.
— Я решил подняться к кратеру Тиглы, — продолжал Колбин. — Нет желания прогуляться?
— Нет.
Колбин, нагнувшись, прикурил от головешки.
— Колхоз «Заря» надо перебазировать на новое, более безопасное место.
Данила подумал о том, что долина Синего благодатна и покидать ее незачем.
— Может быть, и не надо.
Колбин махнул рукой и спросил:
— Что вы намерены делать?
— Полечу в Лимры, а оттуда в долину Синего.
— Счастливо, — Колбин поправил рюкзак, но не спешил уходить. Его томила какая-то мысль, но он не решался ее высказать. Наконец спросил небрежным тоном: — Почему дневник Лебедянского вы отдали Романову? И кто такой Романов? Ваш однофамилец?
Данила внимательно посмотрел на Колбина. «Знаете вы Романова, Евгений Николаевич, зачем же играете в прятки?» — подумал он.
— До войны полковник Романов вел следствие по делу Лебедянского. Вы, наверное, помните это дело и следователя помните.
— Его зовут Петр Васильевич? Вспоминаю, вспоминаю. Дела давно минувших дней. — Колбин раскачивался на носках. Руки в карманах. — И все-таки вы не имели права отдавать дневник кому бы то ни было.
— Не я нашел дневник, — пожал плечами Данила. — Да и никуда он не денется.