Когда роботы человечнее
Шрифт:
Я повертел в руках оставшиеся пять нитей и тяжело вздохнул.
Ну, по крайней мере, теперь я точно знаю, как выглядят семь грехов в энергетическом спектре…
Осталось разобраться, какая нить за что отвечает.
Блуд и чревоугодие я нашел, остались гордыня, жадность, гнев, зависть и уныние…
И первые два – не приятные, а остальные и вовсе – полный полярный лис!
Хотя… А если я их укорочу?!
Я отпустил еще одну ниточку и тут же схватил ее обратно – вот уныние я точно в домене не оставлю!
Намотав уныние на мизинец, освободился еще от одной нити.
Судя по разгорающейся
Для начала разорвал гордыню напополам.
Ругань поутихла, но привкус остался, пришлось отрывать еще половину и еще ма-а-а-а-а-аленький хвостик. Гордыня вроде стала гордостью, но надо будет проверить позже, ведь грехи тем и сладки, что разрастаются из маленьких зернышек, к сожалению.
От гнева и зависти оставил по одной пятой, от жадности – одну шестую. Подумав, вернулся к первым двум и обкорнал их наполовину, скорость строительства борделя замедлилась не значительно, да и бухать меньше не стали, так что…
Собранные на пальцах «обмотки» грехов все еще вяло шевелились, но…
Домен мой, что хочу то и делаю!
Прищурившись, поискал в округе самую «жирную» нить, уповая на то, что она будет чем-то значимым.
Нашел целых три, туго переплетенных между собой, ослепительно сияющих и, «подцепившись к линии электропередач», сляпал себе неведому фигнюшку, по типу кастета.
Фигня получилась увесистой и судя по ощущениям, сдается мне, я снова что-то натворил…
По крайней мере, домен выбросил меня наружу, стоило мне только представить, как я этим кастетом бью неведомого противника в челюсть.
Ладно, потом разбираться буду…
Я поднял глаза и тяжело выдохнул.
Домен меня реально выбросил.
В реальную реальность моей собственной спальни.
Вот только…
Запах в спальне был… Не очень… Да и женская фигура, опершаяся плечом о косяк открытой двери, просто смердела запахами застарелой крови, тлена и гниющей плоти.
В общем, по большому счету, не столько страшно, сколько противно.
Хотя, нет, вру…
Страшно тоже!
– Ну, привет… - Женщина сделала шаг в спальню и тут же сработал сенсор, включая освещение под потолком. – Пользуешься устаревшими технологиями?
«Баклажанка» разочаровано вздохнула, намекая, что я весь такой не современный…
Ну, ей-то всяко легче – ее голову никто в переработку не пускал!
От злости, двинул баклажанку телекинезом, выбрасывая из спальни.
– Эй, эй, эй! Я пришла с миром! – Баклажанка подняла вверх руки и не пытаясь угостить меня чем-нибудь в ответ. – Мир? Я тебе – голову, ты меня… Тоже, гм, не пожалел…
Сейчас, когда от псиудара с госпожи С. Уллы слетел «псиполог», маскирующий ее внешность, я слегка оторопел!
Да, энергетически на меня смотрел самый натуральный лич, грамотно прокачанный, гармонично развитый, уже одной ногой даже стоящий на ступеньке архилича, но вот физически…
Баклажанка скинула изрядный вес с момента нашей последней встречи, вернувшись к тем параметрам, что когда-то я видел на экране, в рубке «Укумбра».
– Мир… - Не понятно почему, согласился я. – Какими ветрами?
– Штормовыми, да и должок решила вернуть. Точнее – два. – В руках женщины-лича мелькнул изящный изогнутый клинок, оправленный
Черное, изогнутое лезвие, хорошо знакомый блеск…
Сжав руку, «выдвинул» свой собственный, белый, коготь.
– Ух ты… - Лич восхищенно поцокала языком. – Дублет… Но, у меня – точно! – оригинал.
Она еще раз крутнула нож с черным лезвием в пальцах и протянула мне, рукоятью вперед.
Не знаю, какой гений вогнал коготь в оправу, но…
Взвесив оружие в руке, сделал короткий взмах, проверяя баланс.
Идеально.
И камушки-накопители, стоящие, как бы, не больше самого артефактного лезвия, тут тоже оказались не просто так, не как жалкое украшение, а как жизненная необходимость – Коготь явно не подходил С. Улле по жизненным показателям, точнее, из-за отсутствия оных, вот и сделал неведомый мне артефактор из кошачьего когтя мощный некросовский кинжал, способный «выпить» человека за доли секунды, «прогнать» полученную силу по разноцветным камням, переводя жизнь в смерть.
– Пришлось с ним заморочиться, - Баклажанка криво ухмыльнулась. – Но, оно того стоило!
– Хорошо, принимается… - Я вздохнул и отложил ритуальное оружие в сторонку, с сожалением признавая, что мне оно нафиг не подходит и придется его переделывать под себя. – А что второе?
– Кто! – Подмигнула лич и щелкнула пальцами.
В центре зала появилась странная конструкция, закутанная в плотную бирюзовую ткань с «искоркой»
– Паучий шелк?! – Обалдел я.
– Ага… А под ним… - Баклажанка сдернула ткань и я понял, что на пути у некоторых женщин лучше никогда не становится…
Аланувиэлин.
Все так же, как и в моем видении, наполовину вросшая в камень, наполовину живая… С распахнутым в крике, ртом.
Выпученными глазами, в уголках которых блестели слезы.
– Предавать надо с умом. – Женщина-лич подошла к вросшей в камень сполотке, кончиком пальца подцепила слезу и облизала палец. – Нет. Уже не торкает. Просто солено и пусто.
– Говорили, что ты ее «отпустила»… - Прошел через комнату и замер напротив плачущей Аланувиэлин. – Вернула родне.
– Ну-у-у-у-у… Нет. Я так не сделала, хотя не скажу, что мне этого не предлагали или у меня не просыпалось чувство жалости. – С. Улла брезгливо вытерла палец о порядком поистрепавшуюся за эти столетия ткань платья сполотки. – Вот тебя я могу и простить, и понять, и даже представить своим… Если и не другом, то – хорошим знакомым. А вот ее – нет!
– Эвона как… - Искренне удивился я, пытаясь понять, что же чувствую к Баклажанке. – Прям таки – знакомым? С чего это?
– Ты – вменяемый. – Оглоушила меня признанием, лич. – Ты знаешь, что твоя команда до последнего гонялась за любой песчинкой информации о тебе? А вот за «этим» пришел только ее учитель. Ни семья, ни ее будущий супруг – только учитель.
– И что ты с ним сделала? – Именно этот вопрос показался мне очень важным.
– Убила, разумеется… - Лич махнула ладошкой куда-то вверх-в-сторону, словно отмахиваясь от назойливой осенней мухи, залетевшей с прохлады в тепло кухни и теперь носящейся в тепле. – На редкость был упоротый…