Когда рушится мир

Мир был маленьким, чистым и уютным. Днем светило солнце, ночью – звезды и луна. Луна иногда была круглой и яркой, иногда исчезала вовсе, а иногда становилась узким серпиком с рогами вверх или вниз. Короткие дожди были такими же теплыми и ласковыми, как полуденный ветерок, и деревья

и травы с радостью принимали их свежие объятия.

Вокруг мира плескалось бескрайнее море. Черное и зеленое, синее и лазурное, лиловое и серое, оно всегда было могучим, но мягким и добрым, я часто ныряла в волнах не хуже рыб и взмывала с пенных гребней как белокрылая чайка. Изредка волны становились острыми и холодными, а небо затягивали тучи; тогда я вылезала на берег и ждала, когда шторм успокоится.

Папа не велел быть в море, когда шторм. Я слушалась папу.

Мы всегда были вдвоем, он и я. Всегда, с самого первого дня. Я плохо помню то время, но иногда мне снился белый дракон с пестрыми крыльями, и люди, что показывают на папу странными блестячками, и один, такой же бородатый, как папа, но его мантия и длинная палка белые, а не черные; он небрежно кивает на берег, папа кивает в ответ, он невеселый, и тогда человек в белой мантии поднимает папину черную палку и ломает надвое, и люди с блестячками радостно кричат. Потом мы с папой остаемся на берегу, а дракон пропадает вдали.

Не люблю вспоминать тот день, это огорчает папу. Он никогда не показывал этого, он улыбался и даже смеялся, но я же не слепая, я же вижу!..

Зато я могла сделать так, чтобы он улыбнулся по-настоящему. Вот тогда все становилось хорошо.

…Мир был маленьким, чистым и уютным, а море плескалось вокруг него, могучее и бескрайнее.

А потом из моря появился красный дракон с серебряными крыльями, и мира не стало.

Дым. Сладкий. Противный.

Папа, папа!.. три дня прошло, а я уже прожила три вечности, три раза солнце всходило над миром и покидало его, а для меня это было одним бесконечным мгновением, серым, соленым от крови в прокушенной губе, глухим от грохота в ушах…

Тебя больше нет.

Нет! не хочу! Так не бывает!..

Так не будет, я не хочу этого!

Море шумит, глубокий рокот должен утешить меня – я не хочу утешения! Я не ребенок, чтобы мне пели колыбельную…

Я безразлично смотрю на то, что осталось от красивого красного дракона, на угли, на дым, на обрывки серебряных крыльев. Половину останков успели прибрать ветер и волны, остальное скоро будет там же, исчезнет без следа. Как исчезли те, что явились с драконом…

Папа ничего не успел сделать. Он даже не пытался.

Все сделала я.

Папа,

папа… если б ты хоть раз сказал, ЧТО дракон может принести сюда, если б ты не запрещал мне игры с водой и песком, – ты и теперь был бы со мной. Хоть раз спроси я, дура – а что там, за краем мира, за морем? – да, ты бы промолчал, но из этого молчания я бы узнала все, что нужно! Да ни один дракон из-за горизонта не успел бы вынырнуть!

Они называли себя героями.

Они хвастали, что раскрыли убежище Василиска, что Высший совет проявил беспечность и ненужное милосердие, когда позволил ему – тебе, папа! – живым покинуть пределы земли, взяв только обещание не возвращаться, пока не позовут. Они исправили досадную ошибку. Они, эти «герои», хотели потешиться и над телом… но тут пришла я.

Последний, когда стоял на коленях, когда жизненная сила покидала его, капля за каплей, – он почему-то не о себе подумал, а обо мне. Ему казалось, что меня тут быть просто не может. Он считал, папа, что ты пришел сюда один, что ты всегда был один, иначе для тебя никак невозможно, ни одно существо не способно находиться рядом с тобой, ведь один твой взор – смерть, медленная или быстрая – это уж как ты сам захочешь… они для того и пришли с пластинами блестящего металла, чтобы отразить смерть, которая жила в твоем взгляде, папа… а они пришли сюда не для того, чтобы умереть, совсем не для того, даже наоборот, до чего же глупо и неправильно все получилось…

Мысль героя умерла вместе с ним. Я отправила тело к остальным, но накрепко запомнила все, что увидела.

Папа, неужели ты действительно всегда был один? Неужели именно поэтому ты никогда не глядел на море, словно боясь за тех, на кого сквозь водную толщу падет твой взор? Неужели они были правы?.. Но если так, папа, то кто же я?

Нет! не надо, не отвечай!.. я боюсь услышать этот ответ!..

Наш маленький мир был уничтожен три дня назад. Ветер, солнце, луна, звезды, море, деревья, трава, песок – они останутся, но только они. Еще шесть дней – и пропадут последние следы, оставленные тобой, папа.

И я тоже пропаду, ведь верно?

Ведь ты просто выдумал меня, чтобы не быть одному, чтобы тебе не было скучно ждать, пока тому, настоящему миру снова понадобится твое могущество – лишнее и опасное в дни мира, но незаменимое в дни войны.

Ты выдумал меня, ты выдумал мою привязанность и любовь, мои сны о былом и знания о грядущем, мои умения и детскую жажду интересного… это ведь так, папа?

Не отвечай, Василиск. Не нужно.

Я поняла это три дня назад.

И выдумала красного дракона с крыльями цвета серебра.