Когда рыдают девы
Шрифт:
– Нет. Мне очень жаль.
Губы Теннисона приоткрылись от боли разочарования. Он, очевидно, снова занимался поисками племянников: сюртук и сапоги запылились, а покрасневшее от долгих часов под палящим солнцем лицо лоснилось от пота.
– Продолжаете прочесывать охотничьи угодья? – спросил Девлин, когда спутники направились вдоль выходившей на Темзу террасы.
– Да, и лес, и близлежащие фермы и поля. Но до сих пор ничего не нашли. Никаких следов. Дети словно растворились в тумане. – Адвокат длинно, прерывисто выдохнул: – Просто... исчезли.
Себастьян засмотрелся туда, где закатное
Теннисон, под глазами которого залегли серые круги, проследил за взглядом спутника и тоже стал наблюдать за продвижением паромщика через реку.
– Я знаю, все – от магистратов и констеблей до фермеров и нанятых мною людей – считают, будто дети мертвы. Я слышу, как они переговариваются между собой. Все уверены, что ищут могилку. Но передо мной пока притворяются.
Девлин не отводил глаз от воды.
Через какое-то время адвокат продолжил:
– Из Линкольншира сюда едет мой двоюродный брат – отец мальчиков. Вы же знаете, кузен нездоров. Уповаю, его не убьет это путешествие. – Поколебавшись, Теннисон добавил: – Или неотвратимое горе.
Себастьяну было тяжело встречаться взглядом с напряженными, отчаявшимися глазами собеседника.
– Вы как-то сказали мне, будто вашу сестру не интересовало замужество.
– Не интересовало, – медленно подтвердил Теннисон, по-видимому, стараясь уследить за ходом мыслей виконта. – Она еще с юного возраста была настроена против брака. Наш отец винил в этом влияние женщин, подобных сестрам Берри и Кэтрин Толбот. Но, по правде, Габриель куда больше привлекали римские руины и надписи на средневековых надгробиях, нежели свадебные наряды или приданое для новорожденного.
– Тем не менее у вашей сестры наверняка имелись поклонники.
– Да, но без поощрения немногие из них задерживались.
– Не припоминаете, кто был настойчивее прочих?
Теннисон на миг задумался.
– Ну, полагаю, дольше всех выстоял Чайлд. Хотя… Господи Боже, от него никто такого не ожидал.
– Чайлд? Вы говорите о Бевине Чайлде?
– Да. А вы его знаете? Откровенно говоря, мне казалось, что если у кого-то и есть шансы, так это у Бевина. В том смысле, что у него и приличная обеспеченность, и страсть к древностям, как у Габриель. Моя сестра знакома с ним со своих школьных лет – более того, Бевин заявлял, что влюбился в нее еще тогда, когда она бегала с мышиными хвостиками и оборванным подолом. Но Габриель и слышать о нем не хотела.
– И как Чайлд воспринял отказ?
Изможденные черты собеседника осветились проблеском веселья.
– Честно? С неверием. Его никогда нельзя было обвинить в низкой самооценке. Поначалу он был убежден, будто Габриель просто изображает, по его собственным словам, «приличествующую степень девичьей скромности». Затем, когда до него наконец дошло, что она не столько застенчива, сколько равнодушна, он отнес отсутствие заинтересованности на счет недостаточного понимания избранницей его достоинств. Я прежде и не представлял себе, каким
– И когда же незадачливый ухажер понял намек?
– Что его дело безнадежно? Не уверен, понял ли он это вообще. Сестра жаловалась на Бевина буквально перед моим отъездом в Кент.
– Имеете в виду, на пренебрежительное отношение антиквара к ее теориям относительно Кэмлит-Моут?
– Нет, на его нежелание принимать ее отказ как окончательный.
ГЛАВА 31
Бевин Чайлд ощупью спускался по неосвещенным ступеням из своей наемной квартиры на Сент-Джеймс-стрит, когда Себастьян шагнул из сумрака лестничной площадки, сгреб обеими руками ученого со спины за сюртук и припечатал лицом к стене.
– Милостивый Боже, – заблеял антиквар, шмякнувшись выпирающим брюшком о панельную обшивку. – О господи-господи-господи. Кошелек лежит во внутреннем кармане сюртука. Пожалуйста, берите его, сэр, хотя должен предупредить, вы отыщете там весьма скудное вознаграждение за жестокое обращение с моей особой.
– Меня не интересует ваш чертов бумажник, – буркнул виконт.
– Девлин? Это вы? – обмяк от облегчения антиквар. – Боже правый, я принял вас за грабителя. – Он попытался повернуться, но с досадой обнаружил, что хватка собеседника сделалась только сильнее, и напрягся, закипая гневом: – В чем дело?
Голос Сен-Сира оставался тихим и устрашающе спокойным.
– Мне, вероятно, следовало вас предостеречь: когда речь идет об убийстве, я человек нетерпеливый. А вы, мистер Чайлд, истощаете мое терпение до предела.
– Между прочим, милорд, в нашей стране существуют законы. Нельзя нападать на джентльмена в его жилище. Это недопустимо. Это неправильно. Так… так не делается!
Себастьян подавил желание расхохотаться и надвинулся на противника, пока пухлая физиономия того не расплющилась об элегантную отделку стены.
– Вы не сказали мне, что искали руки мисс Теннисон. Искали безуспешно и раздражающе настойчиво.
– Разве джентльмен откровенничает о подобных вещах на каждом углу? Или вам неизвестно, что у мужчин есть гордость?
– То есть, ваша гордость была задета неприятием мисс Теннисон ваших домогательств?
Чайлд вздрогнул, словно внезапно осознав, какая пропасть разверзается под его ногами.
– Не уверен, что я бы именно так выразился.
– А как бы именно вы выразились?
– Обхаживать такую женщину, как мисс Теннисон, следует деликатно. Но я человек настойчивый. И не сомневаюсь, что рано или поздно мое сватовство увенчалось бы успехом.
– Не сомневаетесь?
– Нисколько, – голос Чайлда звучал уверенно до самодовольства.
– Хотите убедить меня, будто не знали, что не так давно она влюбилась в молодого кавалерийского офицера, с которым познакомилась в музее?
– Что?! – Чайлд еще раз попытался повернуться, но Девлин крепко его удерживал. – Не верю! Офицер? Кто он? Глупости. Вы все выдумываете. Это невозможно.
– Молитесь, чтобы не обнаружилось, что вам об этом было известно.
– Это вы к чему? – побледнел антиквар.